Напарница
Шрифт:
— Умница! — просиял напарник и, не тратя времени на разговоры, куснул меня за кончик пальца. Ничего общего с тем удовольствием, которое может доставить не-мёртвый своей жертве, когда он с ней играет, я не испытала. Острая боль, всплеск злости на привычную уже бесцеремонность, ощущение вопрошающего взгляда, просматривающего мои воспоминания так, как люди читают книгу, потом, ярко — вид спрятанного за картиной сейфа и пальцы Шерена, выставляющего нужную комбинацию цифр и букв. Всё это заняло времени меньше, чем нужно для произнесения слова «сейф». — Благодарю. Ты отлично потрудилась.
— Всегда к твоим услугам, — проворчала я, зная, что сегодня
— Ну, и брысь отсюда! Марш в кровать, и немедленно, а то утром опять еле встанешь, моя дорогая.
— Да когда я… — возмутилась было я, но напарник уже не слушал, исчез, будто растворился в тёмной тишине дома.
— Куда это ты собралась, дорогая? — неприятно удивилась хозяйка Лекен за завтраком. Шерен уже успел вернуться — под утро, пьяный до потери рассудка и беспомощно обвисающий на руках у своих верных слуг. Никого в доме не заинтересовала внезапная сонливость породистых собак, как обычно, спущенных с цепи после наступления темноты. В конце концов, если проклятых тварей натаскали лаять только при приближении не-мёртвых, а этой ночью они не лаяли, можно только с чистой душой утверждать, что не-мёртвые к дому не приближались, и причин для беспокойства нет. Псарь, возможно, сделал бы другое предположение, но, по странному совпадению, именно в эту ночь удостоил своим визитом заведение того же профиля, что и выбранное хозяином — правда, несколько менее респектабельное.
Однако все эти несомненные признаки успеха не отменяли огорчительных для меня интонаций экономки.
— Прошу прощения… почтенная хозяйка… мне казалось, вы нанимаете меня только на один вечер…
— И поэтому ты преспокойно положила в карман плату на неделю! — рассерженно фыркнула экономка, сейчас не такая щедрая, как накануне. — Хочешь уйти и бросить меня — сейчас, когда Ада у своей матери, а дурёха Римма стонет на своей кровати! Нет, милочка, уйдёшь, когда отработаешь неделю-другую. Сама же говорила — приткнуться некуда.
— Да, но… — нерешительно промямлила я. Причин мне стремиться убраться из богатого дома я не видела. Разве что понимание: через неделю меня всё равно выгонят и придётся искать себе новое место, а так — я могла бы за те же деньги ещё некоторое время ничего не делать, только не торопясь искать себе место.
— Милочка, в твоём возрасте рано предаваться праздности, — назидательно заметила экономка. — Не дури, дорогая, и оставайся у нас. Справим тебе новую форму, устроим на кровати Риммы — всё равно дурочку придётся к родным отправить, на что она здесь, у нас ведь не лазарет?.. Оставайся и не глупи.
— Вы очень любезны, — в отчаянии произнесла я, представляя в эту минуту, что будет, если меня хватятся на Туманном острове. Правда, нанятая Беренгарием девица в похожем на моё платье должна была мелькать в тумане до самой ночи, но ведь рано или поздно кто-нибудь постучится в мою комнату! — Вы очень любезны, но, право…
— Не очень-то она любезна, — раздался над моей головой знакомый голос с редкими для него холодными интонациями. На моё плечо легла худая рука, я подняла взгляд и столкнулась с тёмными голодными глазами. Ошеломлённая внезапным появлением экономка сидела напротив, затаив дыхание, не шевелясь и, кажется, даже не моргая. Такими же неподвижными и безжизненными были и Эльза, Инга и Нора — безмолвные свидетельницы нашего с экономкой разговора. Мужчин, по обычаю, на завтраки женской половины прислуги не допускали, да они и не
— Что ты тут делаешь? — больше для поддержания разговора, чем действительно из любопытства спросила я и, не удержавшись, потёрлась щекой о лежавшую на моём плече руку. Напарник рассмеялся и пригладил мои волосы — явно жалея, что не может их растрепать, как привык.
— За тобой зашёл, моя девочка. Как бы ты добиралась одна? Сбегай-ка переоденься и возвращайся сюда. Я всё устрою. И… знаешь что? Отдай этой сквалыге деньги. Пусть подавится.
Наследнице большого состояния не пристало вздыхать о недельном жаловании служанки, а потому я, хотя и с сожалением, поспешила исполнить приказ. Гроши, положенные простой служанке, увы, казались мне более доступным состоянием, нежели марки, положенные на моё — фальшивое — имя в банке.
Через несколько минут прислуга — уже вполне способная шевелиться и моргать глазами — испуганно замерла на стоявшей возле стола лавке, а хозяйка Лекен в ярости орала на дерзкую на язык белоручку, которая вообразила, будто невероятно нужна в таком почтенном доме, как дом хозяина Шерена, будто бы сюда принимают всяких побродяжек с улицы и даже — подумайте только! — готовы выплачивать им недельное жалование за несколько часов работы. Дерзкая белоручка втягивала голову в плечи и пятилась к двери, в которую и была вытолкана, сопровождаемая яростным напутствием.
— Через минуту-другую злючка успокоится, а через час забудет, из-за чего кричала, — невозмутимо пояснил режиссёр неприглядного спектакля. — Но деньги на столе убедят её, что игра стоила свеч. Всё-таки некоторые люди бывают отвратительно… Эй, Ами, девочка моя, ты чего? Ами, Ами, не плачь, всё ведь хорошо!
Увы, я так и не научилась спокойно переносить незаслуженную брань, и вампиру пришлось потратить немало нежных слов, пока он не вспомнил о своей власти надо мной и не успокоил более надёжным образом — наградив меня взамен тяжелейшей головной болью. Дальнейший разговор мы продолжали уже у меня в спальне, куда я, несомненно, незаметно пробралась ещё вчера вечером.
— Нет, Ами, — раздражённо ответил на промелькнувшую у меня в мыслях догадку. — Я вовсе не мог переодеть тебя здесь днём, хотя, согласен, так было бы гораздо удобнее. Но в дом не проникает туман, во всяком случае, здесь его гораздо меньше, чем на улице.
— Туман так много значит для тебя? — уточнила я, поворачиваясь, чтобы напарнику было удобнее расшнуровывать мой корсет. На этот раз мы не торопились, и избавление от стягивающего рёбра орудия пыток было скорее приятным — во всяком случае, я блаженно вздохнула, когда обрела свободу.
— Туман так много значит для любого вампира, — пояснил Беренгарий. — Мастер мог бы раствориться и в лунном свете, и даже слиться с закатными лучами, да и мой наставник тоже, во всяком случае насчёт луны я не сомневаюсь. Но для большинства остаётся только туман. Зато в такие дни солнце не насылает оцепенения. И не спрашивай, пожалуйста, почему — я всё равно не знаю, моя дорогая. А теперь снимай-ка юбку, тебе всё равно не слишком идёт.
Когда я переоделась в лёгкую кружевную сорочку, вполне подходящую к моему нынешнему общественному положению, напарник кивнул мне на кровать и сам уселся на край, по своей неприятной привычке скинув камзол и туфли.