Напарница
Шрифт:
— Каюсь, я был неправ, — тяжело произнёс он после долгого молчания. — Не подумал, что эта жадная старуха будет тебя задерживать. И перестарался с обратным внушением. Ты сильно расстроилась?
Послушно усевшись рядом с напарником, я нерешительно положила руку ему на плечо.
— Нет, что ты, — неубедительно солгала я. — Только в первую минуту… от неожиданности.
— Глупенькая, — тепло улыбнулся вампир. — Дурочка ты моя. Не волнуйся, скоро всё закончится, и мы сможем отдохнуть.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я, но вампир легонько толкнул меня в грудь,
— Я велел тебе ложиться спать, — неумолимо заявил он, — а вовсе не сидеть, тратя последние отведённые для сна часы на бесполезную болтовню.
— Но разве?..
— Спи, — внушительно заявил вампир, поднявшись, уложил мои ноги на кровать и укрыл меня одеялом. — Все разговоры потом. Спи, маленькая моя.
— Ивона, дорогая моя, — с некоторым сожалением обратилась ко мне хозяйка Тадье сразу же после завтрака. — Нам приходит время расстаться.
— Марта, о чём вы говорите? — немедля насторожилась я. — Что-то стряслось? Надеюсь, ничего серьёзного?..
— Как сказать, — с сомнением ответила добрая женщина. — Но тебе надо на время вернуться домой, моя милая.
— Но, Марта, почему?
— Старик Дарьен убит вчера утром, — коротко пояснила хозяйка Лекен. — А это значит, что тебе следует вернуться домой.
В этот момент мы как раз дошли (добрались ощупью, будет сказать вернее) до терявшейся в тумане беседке, и я поспешила зайти внутрь и сесть, чтобы переварить ожидаемое, но всё равно потрясшее меня известие. Вот ещё один человек убит из-за меня. Ради меня. Господи, неужели это никогда не закончится?
— Постойте, Марта, я не вполне вас понимаю. Вы говорили, что мне не следует находиться в столице, пока Дрон Перте бросает вызов бедному хозяину Дарьену и пока он дерётся с ним на дуэли. Но теперь-то мне зачем уезжать и почему именно домой? Ведь я могу оставаться вне столицы и сейчас…
— Не можешь! — решительно заявила любовница бывшего синдика столичных стрелков. — Ивона, милая моя, ты совершенно не знаешь наших привычек и правил. Девушка, за чью честь был убит человек, должна убраться к себе домой. Это что-то вроде ссылки, добровольной, если дуэль была честной, потому что тогда ни у кого не будет к тебе вопросов. И потом, такая «ссылка» покажет стрелкам, что ты не скрываешься от них, а находишься там, где тебе и положено быть, и в любую минуту готова дать показания. И, наконец, так ты полнее покажешь свою непричастность к совершившемуся: во время переговоров и дуэли не была в столице, а после, не зная ни о чём вернулась домой. Понимаешь меня?
Я неуверенно кивнула. Свою речь Марта наверняка заготовила заранее, иначе не смогла бы найти столько объяснений обычаям своей родины: человек ведь не пытается искать причины тому, почему его соотечественники ведут себя как его соотечественники, а не как иностранцы, и не может вот так вот сходу это объяснить.
— Отлично! — просияла хозяйка Лекен. — Тогда иди к себе и собирайся. Я уже послала записку тебе домой, и к обеду они пришлют за тобой экипаж.
— О, Марта, вы так добры…
— Ничуть! — решительно отвергла благодарности почтенная дама. —
— Да, Марта? — предупредительно спросила я.
— Обожаю встревать в дела, которые меня не касаются, — обезоруживающе улыбнулась хозяйка Тадье. — Давно у меня не было столько хлопот, как сейчас. Знаешь, девочка, только так и стоит жить, уж поверь старухе.
Едва мы отъехали от рва, опоясывающего Туманный остров, как напарник остановил карету и помог мне перебраться на козлы. Нам слишком многое надо было обсудить, и тратить дорогу на разглядывание пейзажа не было никакого смысла. Тем более, что сквозь туман всё равно ничего нельзя разглядеть.
— Ты не права, — возразил вампир, обнимая меня за талию. — Во-первых, мы могли бы разговаривать мысленно, если бы в том возникла нужда, а во-вторых — я могу показать тебе в тумане любые пейзажи, какие только захочешь.
— Тогда зачем же? — зябко поёжилась я, прижатая к противоестественно холодному телу напарника.
— Вот зачем, — усмехнулся вампир, целуя меня в шею. Остановить его я не успела, да и не очень старалась. Туман вокруг нас окрасился алым, закружилась голова, во всём теле появилось уже знакомое ощущение лёгкости и блаженства.
«Хорошая моя, — раздался в голове непривычно нежный голос напарника. — Хорошая… И только моя. Наконец-то…»
— Ну, прости, Ами, я не удержался, — расстроенно извинялся напарник некоторое время спустя. Каким-то чудом ему удалось успокоить лошадей, едва не взбесившихся, пока вампир пил мою кровь («я же не знал, что это на них так действует!»), и даже, свернув с нужной дороги, отыскать придорожную таверну, хозяин которой за отдельную плату согласился напоить нежданных посетителей горячим шоколадом. — Я виноват, я дурак, я не должен был злоупотреблять твоей кровью, и, конечно, мне не следовало делать этого на дороге, и ты права, нам надо поговорить, а не отвлекаться… Ами! Ну, не смотри на меня так!
Отвечать на взволнованный монолог напарника не имело смысла, как не имело смысла ни упрекать его ни обижаться. Я молча сидела перед ним в грязной таверне, слабая и бледная после очередного «злоупотребления». Обычно Беренгарий довольствовался самой возможностью ощутить на губах вкус моей крови, но теперь, по собственному признанию, «не удержался». Молча сидела, сжимая чашку с шоколадом, слишком тяжёлую для моих ослабевших рук, и даже, кажется, ни о чём не думала. И уж точно никак не смотрела на напарника — хотя бы потому, что мой взгляд упирался в стол и не поднимался на собеседника.
Сам вампир, удивительно огорчённый собственной небрежностью — а, может быть, её последствиями, судить трудно, — сидел передо мной, пользуясь тем, что в таверне, при её открытых окнах, было полно того же самого тумана, что и на улице. Хозяину заведения, как и немногим посетителям, были отведены глаза — на случай, если они заметят, что в нашей паре расплачивался не мужчина.
— И не только глаза, — машинально поправил напарник, прервав свои извинения. — Ещё и уши, чтобы не подслушивали.