Наперегонки со смертью
Шрифт:
– Я сейчас дам тебе майку отца. Пойдет?
– Неудобно...
– Ой, слышать не могу! Жди здесь, – и с этими словами девушка скрылась в кабинете отца, бросившись к шкафу, в котором лежали вещи Владимира Александровича.
Майка пришлась Банде как раз впору, и он, не мешкая, спустился вниз, а когда вернулся, у девушки от удивления округлились глаза – Банда держал в руках никак не менее шести огромных пластиковых пакетов, плотно-плотно чем-то набитых.
– Что это? – только и смогла выдохнуть Алина, пропуская тяжело дышащего парня в квартиру. – Ты что, уже решил ко мне перебраться
Банда, не имея сил ответить на немного неудачную шутку девушки, устремился на кухню и, лишь поставив пакеты на пол и распрямив спину, улыбнулся ей, спокойно отвечая:
– Алинушка, я подумал... Мы ведь три дня жить будем. Так я тут мимо универсама проезжал...
– В шесть утра?
– А он круглосуточный был... – Банда говорил неуверенно, и девушка тут же уловила это.
– Правда? И где это, не подскажешь случайно?
– Ну, там...
– Александр, не ври!
– Не вру. Все купил еще вчера. Специально к этому дню готовился. Вот смотри...
И Банда начал разгружать пакеты.
Чего здесь только не было! Несколько килограммов апельсинов и персиков, десяток плодов манго и пять ананасов, две огромные ветки бананов. Упаковка замороженной земляники и мешочек свежей черешни венчали то, что условно можно было назвать фруктовой частью программы питания выходных дней, разработанной Бандой.
Далее следовала огромная индейка и большой кусок свиного филе, палка салями и немецкая ветчина. Бесконечное множество разнообразных майонезов и соусов, кетчупов и приправ. Несколько упаковок голландского печенья и австрийские пирожные, набор швейцарских шоколадных конфет знаменитой фирмы "Саротти" и банка кофе "Нескафе-классик".
– Это быстрее в морозильник! – протянул Банда Алине огромный торт из мороженого. – Это, это и это, пожалуй, туда же.
Он выставлял на стол содержимое пакетов, и Алине ничего не оставалось делать, как только удивляться – шампанское "Фрейшенет" и водка "Абсолют", пиво "Хольстен" и вино "Молоко любимой женщины", ликер "Каперинха" и коньяк "Метакса".
– Саша, по-моему, ты сошел с ума!
– Ни капельки. Просто сегодня я хочу пригласить тебя на ужин.
– Но ведь мы договаривались, что весь день проведем дома, вдвоем, и никуда не пойдем...
– Правильно. Никуда не пойдем. Я приглашаю тебя на ужин в собственный ресторан, скажем, "У Александра". Место его дислокации на сегодняшний вечер – ваша кухня.
– Ты что! – всплеснула руками от восторга Алина, но тут же лицо ее снова приняло озабоченное выражение. – Подожди! И ты рассчитываешь, что мы все это съедим и выпьем за один вечер?
– Ну почему за один? – Банда подошел к Алине вплотную и нежно заключил ее в кольцо своих рук. – Я никуда от тебя не уйду. Ни сегодня, ни завтра. Я буду с тобой эти три дня... пока не вернутся с дачи твои родители.
– Саша, милый! Я люблю тебя! – она поцеловала его, но, вспомнив что-то, снова озадаченно взглянула ему в глаза. – А как же Анатолий? Ведь завтра его смена...
– Я уговорил его уделить побольше внимания своей жене и детям, – широко улыбнулся Банда, – и дал ему отгул на субботу. Взял, понимаешь ли, нелегкий труд по твоей охране на себя!
– Сашка, ты чудо! – они опять слились
– А как же!
– И сама несколько блюд приготовлю!
– Пожалуйста. В ресторане "У Александра" нам можно делать все, что только заблагорассудится.
– В таком случае одеваемся – и живо на рынок и по магазинам!
– А разве нам еще что-нибудь понадобится?
– Для твоих блюд, может, ничего и не надо, а для моих кое-что придется купить.
– Ладно, сдаюсь! Одевайтесь, моя королева. Карета ждет вас у подъезда!..
Алина сразу придумала, чем сможет поразить воображение Александра, и в магазине и на рынке докупила необходимые продукты, обойтись без которых ей было никак нельзя: головку сыра, хороший кусок грудинки, пару килограммов яблок, баночку печени трески и десяток яиц.
А потом целый день провели они на кухне, дружно готовясь к ужину, а заодно болтая обо всем на свете.
Девушка запомнила наказ матери и постаралась говорить на этот раз об Александре, вольно или невольно вынуждая его подробно и обстоятельно рассказывать ей о себе, о своей жизни, о своих друзьях Только теперь она узнала, что Банда, – он рассказал ей и о своей кличке, – детдомовец, что, кроме Смоленска и Афгана, вспоминать ему, собственно говоря, нечего и некого. Он рассказал ей об Олеге Вострякове, опустив, естественно, сцену его спасения в том проклятом бою. Рассказал о Сарнах, не преминув позвать Алину в июле в этот чудесный украинский городок. Рассказал о том, как попал на работу в "Валекс", и о том, как быстро сделал карьеру в этом агентстве безопасности.
Она пыталась как можно подробнее расспросить его об Афгане и о его подвигах в агентстве, но Банда все время переводил разговор на людей, на своих друзей, старательно опуская детали боев, кровавые эпизоды и соленые мужские слезы. По его рассказам выходило, что Афган был для него и его друзей чем-то вроде большого летнего лагеря, в котором они веселились, пели у костра и изредка ходили в походы. В его рассказах не было ни смертей, ни ран, ни оторванных ног, ни развороченных осколками голов.
Там не было места вытекшему и высохшему за целый день за собственным бронежилетом глазу друга и сгоревшему от рук пьяного прапорщика афганскому ребенку. Там никого не насиловали всем взводом и не ширялись, не пили водку и не продавали бензин духанщикам.
Алина понимала, что он недоговаривает, вернее, рассказывает выборочно, тщательно отфильтровывая эпизоды, достойные ее ушей, и всячески старалась выведать у него именно грязные, страшные стороны войны, неизменно натыкаясь на стену молчания. Поначалу она даже пыталась обидеться, но затем вдруг поняла, что недомолвки Банды не являлись причиной неискренности или скрытности. Просто память парня прятала всю грязь и кровь подальше, в те затаенные темные закрома, доступ к которым не всегда возможен. И, наоборот, светлые, радостные, теплые минуты, проведенные с самыми надежными, самыми верными людьми – с друзьями, – лежали рядом, на поверхности, услужливо всплывая в памяти, и именно они-то в конце концов и были главными для парня, определяли для него это страшное слово – Афган.