Наперекор земному притяженью
Шрифт:
— Поначалу страшно было, особенно там, под Валуйками. Как стали раненых привозить, знаете, руки затряслись. Я крови боюсь. Боялась раньше. А тогда, в Рождествено, когда вас увидала, да еще врач сказал «безнадежный», подумала, что никогда не привыкну на смерть смотреть…
— Не надо, Людочка, сейчас об этом. Кто погиб — того не вернешь. Кто выжил — живет. Не о смерти думать надо. Смотри, какой лес. И хвоей пахнет. Люблю лес…
— Я тоже люблю. И речку. Особенно летом. Товарищ лейтенант, а вы тоже из Москвы?
—
Я увлекся воспоминаниями и не сразу заметил, что стало смеркаться.
— Товарищ лейтенант, — тихо произнесла Люда, — уже поздно.
— Не надо «лейтенант». Зови меня по имени. Ведь я тебе не начальник, ты не подчиненная. Договорились?
— Не знаю, получится ли.
— Должно получиться. Ведь мы еще встретимся?
— А вам… А ты… Хотел бы?
— Конечно.
— Значит, встретимся. Знаешь что? Научи меня верхом ездить! А то все на повозках да на машинах. У нас ведь верховых лошадей нет.
— Во-первых, не лошадей, а копей. В кавалерии так говорить положено…
Слушаюсь, товарищ гвардии лейтенант! — рассмеялась Люда. — Так как насчет занятий, договорились?
— Вот это как раз и во-вторых. Когда прикажете? Прямо сейчас?
— Ну, не сейчас… Сейчас уже темнеет. Завтра можно?
— Конечно, можно. Приходи в конце дня.
На следующее утро я проснулся рано в необычайно приподнятом настроении. Одно лишь смущало: столько часов до встречи с Людой.
— Товарищ начальник… — на пороге стоял дядя Коля.
— Чего тебе?
— Где это вы вчера вечером пропадали?
— А ты что, родитель мой? Так я совершеннолетний.
— Это так, а все же сказать, куда идете, надо. Не рядовой солдат. Вечером из штаба прибегали, вас к телефону Братенков требовал.
— Ругался?
— А я почем знаю? Я посыльному сказал, что вы где-то в подразделениях.
— Так что ж ты вчера промолчал?
— А что говорить, на ночь глядя?
Антон Максимович Братенков в то время замещал заболевшего начальника отдела в дивизии. Позвонив, я узнал, что к двенадцати часам нужно прибыть в штаб дивизии.
Братенков собирал оперативников для ознакомления с обстановкой на направлениях Воронежского фронта, в тылу действующих армий и в нашем районе. Данные контрразведки, о которых он сообщал, совсем не соответствовали моему благодушному, мирному настроению, навеянному вчерашним вечером. Оказалось, неподалеку от нашего расположения противник выбросил на парашютах группу разведчиков или диверсантов. Жители соседнего хутора обнаружили в лесу несколько парашютов. Других данных пока не было.
— Так что, дорогие, отдых отдыхом, но вы должны быть постоянно начеку. А то вчера я хотел поговорить с одним нашим товарищем, а его в полку найти не смогли.
Говоря это, Антон Максимович даже не взглянул в мою сторону.
— Парашютисты могут быть одеты в красноармейскую форму, — продолжал Братенков, — и вряд ли это немцы. Кому, как не вам, знать, что подонков хватает. Есть такая русская присказка: у каждого варева своя накипь. Вот и повсплывали. По линии командования ориентировка командирам полков дана. Надеюсь, вам задача ясна?
Через час мы с дядей Колей тронулись обратно. Я думал о только что услышанном. Как-то не вязалось: десант, враги, диверсанты и тишина, лес, покой. Ожидание встречи с Людой. Милая она девушка.
Размечтавшись, я не заметил развесистой сосны, склонившейся над дорогой, и чуть было не напоролся на толстый сук. Резко пригнул голову. Как я оказался на земле — так и не понял.
— Не разбился? — тут же подскочил ко мне дядя Коля.
— Не знаю. Голова кружится.
— Головой ударился?
— Да нет, не ударился, — я провел рукой по лбу.-^ Черт, неужели ранение дает себя знать? Скажи кому — как пить дать упрячут в госпиталь. — Николай Григорьевич! О том, что случилось, никому ни слова! Это и просьба и приказ. Понял?
У штаба полка отдал коня Николаю.
— Давай домой — обед приготовь. Я через часок приду.
В штабе полка помощник начальника штаба, как у нас называли — ПНШ-2, что-то писал, заглядывая в двухверстку — топографическую карту, сложенную гармошкой. Поздоровались. Он достал из ящика стола бумагу:
— Из штаба дивизии привез нарочный, посмотри.
Это было распоряжение об усилении охраны и ориентировка о возможном появлении десантов противника в нашем районе. Мы стали обдумывать план действий.
Короче, вместо обеда я едва поспел к ужину. Дядя Коля привычно выразил свое недовольство.
— Не ворчи, старина. Скажи-ка лучше, Людочка не приходила?
— Какая еще Людочка? Уж не та ли, с которой вы вчера до ночи гулянку устроили? — Николай строго посмотрел на меня и даже постучал пальцем по столу.
— Вчера, сегодня, завтра… Я что, маленький? Сегодня мы верхом поедем. Как только она придет, подседлай коней.
— Ничего я седлать не буду. Кони вам не баловство. Нахлопает холку, что я потом делать буду?
— Холку-холку… Что ж ты думаешь, мы сразу галопом полетим? Шагом поедем.
— А шагом и так можно. На своих двоих.
« Слушай, Николай, ты мне надоел. Сказано подседлать, — значит, седлай, выполняй приказание.
— Приказание… — обиделся дядя Коля. И, что-то бормоча себе под нос, вышел из комнаты.
В седьмом часу вечера за окном мелькнула черная каракулевая кубаночка. Остановившись в дверях, Люда бегло осмотрела наше пристанище.
— Можно?
— Конечно, конечно! — я почувствовал, что отчего-то краснею. — Проходи, садись. Сейчас дядя Коля подседлает нам коняшек, и поедем.