Наперекор земному притяженью
Шрифт:
— Зайдите-ка срочно ко мне! — Сергей Павлович произнес эти слога по телефону с какой-то непривычной для рабочей обстановки теплотой.
Через несколько минут я вошел в его кабинет. Он был один.
— Ну вот, старина, еще один год нашей жизни прошел. Завтра Новый год. Поздравляю тебя. С наступающим!
Главный, приветливо улыбаясь, вышел из-за стола, крепко пожал руку, взял из стопки книгу в голубом переплете, протянул мне: «Первые фотографии обратной стороны Луны». Не удержавшись, я открыл переплет. На титульном листе, в правом нижнем углу, наискось крупным энергичным почерком: мои имя, отчество, фамилия и «На добрую память о совместной
— Подожди минутку… — Сергей Павлович вышел в маленькую комнату за кабинетом. Через минуту вернулся. В руках две бутылки, по форме — винные, завернутые в мягкую цветную бумагу.
— А это тебе к новогоднему столу!
— Сергей Павлович, что это? — недоуменно пробормотал я.
— А ничего особенного! В Париже какой-то винодел в своей компании пари держал, что поставит тысячу бутылок тому, кто когда-нибудь на обратную сторону Лупы заглянет. Недели две назад в Москву, в академию, посылка из Франции пришла. Ровно тысяча бутылок. Проиграл мусье! Так что, тысяча не тысяча, а две бутылки твои. С Новым годом!
…Память о тех днях сохранила все. И если «прокручивать», как киноленту, события тех лет, не будет пропущен ни один кадр.
— Зайдите немедленно ко мне! — эти слова Сергея Павловича по диспетчерскому циркуляру многих руководителей в тот день сорвали с рабочих мест. Сергей Павлович был в черном костюме, с золотой звездочкой. Значит, приехал с совещания «в верхах».
— Товарищи! Я только что вернулся из Центрального Комитета партии. Докладывал о возможности создания космического аппарата для полета человека в космос. Вы прекрасно знаете, что в принципе имеются условия и средства, необходимые для того, чтобы пилот-исследователь мог совершить космический полет. Но следует предварительно накопить опыт по запуску таких аппаратов и благополучному спуску их на Землю. Нужно надежно отработать, и не один раз, всю сложнейшую технику этого дела. От нас ждут решения этой задачи. Мы не можем обмануть надежды советских людей. Я прошу всех вас самым тщательным образом обдумать, как лучше организовать работу на каждом участке, на каждом рабочем месте и в ОКБ, и на заводе…
Несколько месяцев шло обсуждение возможных вариантов космического корабля. Делать ли аппарат для полета человека на ракете, а потом спутник Земли, или сразу делать спутник Земли с человеком? Каким должен быть спутник Земли для полета человека? Какова форма спускаемого аппарата?
Был еще конкурирующий проект автоматического спутника, которому надлежало решать сложные задачи, и конкурирующая группа проектантов доказывала, что «интересы Отечества требуют создания в первую очередь именно их аппарата, а спутник для полета с человеком все равно быстро не сделать, успеем как-нибудь потом». И они были определенным образом тоже правы. «Сражения» в ОКБ (ожесточенные!) шли на протяжении нескольких месяцев с привлечением главных конструкторов и других специалистов ведущих организаций, которые должны были участвовать в этих работах.
А почему, собственно, спутник? Ведь в космос можно подняться и вертикально, не выходя на орбиту, можно совершить полет по баллистической кривой. И высота будет большой, и условия невесомости… Можно. Были сторонники и такого способа решения задачи, и немало было таких.
Как-то Сергей Павлович вошел в кабинет начальника проектного отдела Михаила Клавдиевича Тихонравова, как всегда, быстро и энергично поздоровался, снял пальто, повесил шляпу на изогнутый рог вешалки.
— Ну-ка, друзья мои, показывайте, на чем вы остановились? Понимаете ли вы, что больше ждать нельзя, сколько же можно играть в варианты?
Несколько проектантов, Евгений
Королев умел устраивать дискуссии по особо сложным вопросам, умел подводить людей к нужному решению. И получалось так, что его мысли становились коллективным решением, родившимся в процессе дискуссии.
Через три часа решение было принято. Уже надевая пальто, Сергей Павлович повернулся к нам:
— В Центральном Комитете очень интересуются нашей работой. Секретарь ЦК сказал, что на днях заедет посмотреть, как идут дела. Так что теперь держитесь! — и, кивнув нам, он вышел из кабинета.
То, что было решено на этом совещании у Михаила Клавдиевича, стало предметом рассмотрения на Совете главных конструкторов, одобрено им и стало руководством к действию.
Тяжелые корабли-спутники проектировались для орбитального полета с человеком на борту. Но можно ли было на первом лететь человеку? Конечно нет. Космическая техника развивалась не по авиационному пути. В авиации с годами установился порядок, при котором каждый новый самолет после всевозможных испытаний на земле передавался в руки летчиков-испытателей, которые все свое умение и опыт вкладывали в отработку, доводку самолета, изучая его поведение в условиях полета. Но никто из людей еще не поднимался в космическое пространство, никто не испытал на себе длительного воздействия невесомости, никто не только не летал на космическом корабле, но и не видел его!
Кто мог сказать, сумеет ли человек, каким бы он ни был сильным и опытным, проявить свои способности и выучку, оказавшись один на один с космосом? Никто. Корабль, все его системы, конструкции, все-все — до последней детали, До последнего винтика — должно было быть отработано, проверено, испытано и на земле, и в космическом пространстве еще до того, как человек займет место пилота в таком летательном аппарате.
Комический корабль в полете в условиях невесомости, когда нет понятий «верх» и «низ», нет поддерживающей среды — ни тверди, ни воздуха, при скорости полета 28 тысяч километров в час должен «понимать» свое положение в пространстве, а «поняв», уметь изменять его так, как захотят его создатели.
Для этого нужна была система ориентации в пространстве.
При выведении на орбиту необходимую скорость, первую космическую, кораблю сообщит ракета-носитель. А что делать при спуске к Земле? Вернее, для спуска? Первое, естественно, это притормозиться, уменьшить скорость, чтобы под воздействием притяжения вернуться на Землю. В качестве тормоза в космическом пространстве можно использовать только ракетные двигатели. Их назвали ТДУ — тормозные двигательные установки. Замечательные люди создали ТДУ. Замечательный человек руководил коллективом конструкторов, производственников, испытателей-огневиков. Ракетный двигатель — это всегда огонь, всегда пламя. Стихия. Но стихия, подчиненная воле человека. Главным конструктором ТДУ был Алексей Михайлович Исаев.
Как-то, уже после полета Юрия Гагарина, на одном из больших правительственных приемов Сергей Павлович, с доброй улыбкой представляя Алексея Михайловича кому-то из руководства, сказал: «А это Исаев, который «тормозит» все наше дело».
Они были очень разные — Королев и Исаев. По-разному жили, по-разному работали, но одинаково относились к делу. Исаев никогда не давил, не кричал, хотя и был взрывным. Терпеть не мог расхлябанности. Считал, что за дело должны отвечать каждый и все. Спрашивал с подчиненных строго, но перед начальством любую вину брал на себя.