Наперекор
Шрифт:
– В кого ты такой упрямый? – набираю полную грудь воздуха, чтобы подготовиться бить тараном. – Бабушка с дедушкой были святыми людьми!
– Остроумно, Ян, – иронично хмыкает мужчина, продолжая с аппетитом поглощать пищу.
– Я сам всё проконтролирую, – заверяю я. – Не доверяешь?
Вилка с куском курицы перед ртом Барсова-старшего застывает, и он вонзается в меня сканирующим взглядом:
– К этой сделке мы готовились несколько месяцев.
– Я в курсе, – напоминаю я, пододвигая к мужчине блистер с таблетками для сердца.
Курица отправляется в рот, и отец тщательно смыкает зубы,
Вздыхаю и начинаю молча буравить взглядом родителя, чтобы тот послушно выполнил указание врача.
– Терпеть не могу это, – ворчит он, но всё-таки делает то, что от него требуют.
В победе быстро приподнимаю уголок рта. Большее не позволено, а то вообще откажется от лечения.
Проблемы с сердцем начались у Марка Мироновича совсем недавно, когда пришлось знатно понервничать, попав в зону турбулентности и приземлившись совсем не мягко, как было обещано пилотом. Диагноз и наставления врача отец воспринял как издёвку и покинул больницу с гордым видом. Это на первый раз. А вот во второй – сам прибежал. Как миленький явился к своему старому другу-доктору, усиленно прижимая руку к груди. Правда, с условием, что об этом никто не должен знать. А я вообще случайным свидетелем оказался. Это родителю больше всего и не понравилось. Сын увидел его слабым. Всё. Это конец. Приходится теперь все свои беспокойства за близкого человека скрывать за непроницаемой маской и не дай Бог случайно показать жалость.
– Пап, слушай. Мы с тобой толком и не присели даже. Если ты так переживаешь, то я вообще не притронусь к договору. Но давай ты сейчас поедешь домой, а завтра уже приступишь к детальному разбору? – пытаюсь мирно урегулировать возникшую стычку, и мужчина заметно расслабляет плечи.
– Ладно. Так уж и быть. Ты ведь всё равно, кобень, сделаешь по-своему.
Сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, и до самого конечного пункта утыкаюсь в лэптоп, чтобы почитать последние сводки новостей.
Только вся информация шла побоку. В центре мозга твёрдо обосновалась одна дерзкая особа, вспоминая о которой, меня дико клинило.
Ещё на конференции словил глюк, будто вместо помощницы нашего партнёра сидит Вольская. Аж рот открыл от удивления и внезапной ярости.
Вовремя спохватился. Получше присмотрелся и немного успокоился. Моя Мила не может играть за другую команду. Она сейчас, наверное, поджигает чулки, которые я в спешке с утра подложил ей на стол.
Чёрт! Так и вижу перед собой, как грациозно она выставляет ножку вперёд и, слегка прихватывая ноготками, ведёт маленькие пальчики вверх, надевая чулок до самого бедра.
– Кхе-кхе. Ян? – зовёт голос отца. – Палец убери с клавиши.
– А? – моргаю и фокусирую взгляд.
– Ты не слышишь, что ли? – усмехается мужчина. – У тебя уже ошибку выдаёт. Пищит на весь поезд. Проснись, парень.
– Ээм… прости. Задумался, – встряхиваю головой, избавляясь от ненужных мыслей.
– Ты последнее время вообще сам не свой… – задумчиво произносит Барсов-старший. – В облаках витаешь…
– Тебе показалось, – отнекиваюсь я.
Марк Миронович на это лишь странно улыбается, вызывая у меня вспышку раздражения.
Захлопываю ноутбук и, поудобнее уложившись, отворачиваюсь к стене.
Закрываю глаза, и снова она.
Да
Ещё никогда ни о ком так долго не думал.
После смерти мамы и не проходящей подавленности отца зарёкся никогда не связываться с отношениями, чувствами и всей этой прочей лабудой.
Привязаться к женщине, значит, убить себя. Впустить в голову и сердце – лишить себя шанса на полноценную жизнь.
У меня чётко расставлены границы. Дальше сексуального влечения идти нельзя. Да и, признаться, раньше до границы-то не доходил. Просто было плевать. Для снятия напряжения и быстрого траха время всегда находил. Так же, как и женщин. С моей внешностью, положением в обществе и тугим кошельком они сами падают к ногам. Тут и напрягаться не нужно. Я лишь делаю выбор.
Так почему Вольская?
Что в ней особенного?
Да. Красивая наружность. Со всех сторон. С этим не поспоришь.
Что ещё?
Уверенная. Дерзкая. Умная.
Не пытается казаться лучше, чем есть. Знает себе цену.
Ещё до её устройства в «Легионе» отец мне все уши прожужжал, что Вольскую нужно с руками и ногами отрывать. Что с ней перед нами откроются новые двери, новый уровень, новые возможности.
Так и есть. Я был бы глупцом, если бы не признал, что Мила профессионал. За короткий срок умудрилась состряпать из «ничего» целое функционирующее производство. Иногда, вчитываясь в её отчёты, понимаю, что ни хрена не понимаю. А позориться перед ней ни за что себе не позволю. Поэтому киваю, дожидаюсь её ухода и достаю справочник.
Интересно… что она сейчас делает? Во что одета?
– Ян, проснись! Приехали.
В мою голову летит подушка, и следом я слышу хриплый смех Барсова-старшего. Вот кому скажешь, что этот всегда строгий дядька хихикает и закидывает сына фантиками от конфет – ни за что не поверят. Оно и понятно. Генеральный директор только наедине со мной превращается в сумасшедшего чудика.
– Пап, – сердито бросаю я, отряхиваясь от мусора.
– Не хнычь, неженка, – выходит из купе родитель. – Закажи мне машину, – приказывает напоследок и снова возвращает титановый облик.
Проводив отца и удостоверившись, что он доедет до дома в комфорте, спокойно еду в офис.
Ещё на входе замечаю, как втягивают головы сотрудники, и со скоростью вируса распространяется новость, что Барсов вернулся.
Обвожу толпу недовольным взглядом. Ненавижу трусость в любых её проявлениях. Я всего лишь мимо иду, а они уже к полу жмутся.
Здороваюсь с секретаршей, заказываю горячий кофе и как подкошенный падаю в кресло.
Включаю ноутбук и не успеваю сделать глоток пробуждающего напитка, сваренного помощницей, как дверь с грохотом открывается, и в кабинет вваливаются мои верные друзья.
– Ты ж вечером хотел вернуться! – бросает вместо приветствия Гена.
– Не стали тянуть. Дожали их утром.
– Где батя? – интересуется Игорь.
– Уехал по делам.
Жму руки каждому и снова беру чашку с кофе.
Вырубает сильно и надо что-то с этим делать. Ещё много работы.
– Лучше поставь чашку обратно. А то выльешь на себя и обожжёшься, – присаживается напротив меня Глеб.
Приподнимаю бровь.
На стол прямо передо мной падает папка. Читаю название.