Написано кровью
Шрифт:
Войдя в кабинет, Барнаби сразу заметил фотографию в рамке. Трое детей, два мальчика и девочка, одетые ярко, смеющиеся, жизнерадостные. Девочка, уцепившись за перекладину, висела вниз головой и качалась. Они отлично проводили время, и старший инспектор на секунду задержался, просто потому, что было приятно на них посмотреть.
— Ваши внуки, мистер Джослин?
— Нет. — Наконец хоть какая-то краска! На бескровных щеках мистер Джослина появился нежный румянец. — Мои дети. Снято, когда дочери исполнилось пять лет. В прошлом месяце.
— Ну и ходок! — усмехнулся Трой, когда они с шефом снова ковыляли по скользким булыжникам. — Неудивительно, что выглядит
— Я бы не возражал погреться. Может, выпьем кофе в «Бантерз»?
— «Бантерз»? — Трой удивленно уставился на шефа.
— Почему нет?
Сержант знал почему, но пошел. Они расположились в уютном местечке среди медных чайников, охотничьих рожков и конской сбруи с медными бляхами. Официантки были одеты в черные викторианские платья до середины икры и переднички, похожие на белые восклицательные знаки, а на голове у них красовались низко надвинутые на лоб наколки, сосборенные, как складчатый край открытого пирога. Но они были молоды, умело накрашены, работали так же быстро и хорошо, как в «Макдональдсе».
В многолюдной теплой тесноте зала пахло мокрой одеждой, тостами и свежемолотым кофе. В «Бантерз» не водилось всякой там ерунды под шапкой вспененного молока с шоколадной крошкой. Солидные кофейники, молочники и сахарницы из посеребренного никеля, расписанные цветами чашки и блюдца и серебряные ложки с фигурками апостолов на черенке.
Трой налил кофе им обоим, положил себе три кусочка сахара и грел пальцы, обхватив чашку. Потом откинулся на спинку стула и с огромным удовольствием стал обозревать улицу в просвете между присборенными кретоновыми занавесками. Ибо что может быть лучше, чем сидеть в тепле и сухости и наблюдать, как твои сограждане, дрожа от холода и натыкаясь друг на друга, бредут сквозь ветер и дождь? Не бог весть какое удовольствие, готов был признать Трой, но почти так же приятно, как в ливень пронестись в автомобиле мимо толпы на автобусной остановке. Особенно если подобраться поближе к затопленному водосточному желобу.
Официантка подошла, сказала: «Пжлста», поставила на стол старомодную, в три яруса, фарфоровую этажерку с пирожными и ушла. Барнаби блаженно прикрыл глаза, но тут же понял, что вряд ли сможет и дальше сидеть с закрытыми глазами, и снова открыл их, поклявшись себе, что смотреть ни на что не будет.
Пирожные. Большие, пухлые профитроли, сочащиеся кремом. Аккуратные лепестки шоколада, попеременно белого и темного, а между ними — крошка миндального печенья, пропитанная ликером. Завитки зеленого марципана, напоминающие цветную капусту. Шарики из молотого миндаля, меда и розовой воды. Квадратики песочного печенья с миндалем и молочной помадкой. «Наполеон», прослоенный свежепротертой малиной вместо джема и cr`eme p^atissi`ere [45] . Лимонные и апельсиновые пышки, посыпанные сахарной пудрой. Ванильные меренги с влажными маленькими завитками каштанового пюре, тарталетки с кремом франжипани.
45
Заварной крем «патисье» (франц.).
— Ням-ням, — промурлыкал сержант Трой. Он угощался чем-то напоминающим небольшой печеный плотик, покрытый кофейной глазурью, на котором сидели три большие улитки из мягкой нуги. — Еще кофе, шеф?
— М-м-м… — Барнаби изучал верхний ярус, самый маленький круг этой божественной башни-искусительницы. Ему показалось, что от лежащего наверху толстеют меньше. Ну, для начала,
Трой так понял, что «м-м-м» значит «да», и налил еще кофе. Барнаби выбрал себе два тоненьких печенья, скрепленных желто-коричневой массой.
— Это, по-моему, не очень интересно.
— По мне, достаточно, — проворчал старший инспектор, откусывая. О боже, да тут сливочное масло. И пралине! И уже ведь поздно класть обратно. Ничего, он урежет свой ланч. И в конце концов, он знал, на что идет, когда отправился сюда.
— Уже посмотрели адрес, шеф?
Барнаби развернул тугой маленький квадратик и передал Трою. Тот прочитал:
— Саут-Вест-один, Кавендиш-билдингс, тридцать два. Это ведь Виктория [46] , так?
46
Виктория — район в центре Лондона, где находится одноименный вокзал.
— Да. Возможно, многоэтажный дом.
— Итак, если он жил там в восемьдесят втором году и переехал в Мидсомер-Уорти в восемьдесят третьем, когда же обретался в Кенте?
— Откуда я знаю.
— По крайней мере, теперь нам известно, что Грейс умерла раньше февраля восемьдесят второго года.
— Не обязательно. В наши дни люди иногда исключают из завещаний самых близких. Быстро… — Барнаби схватил этажерку с пирожными. — Те две женщины хотят пересесть. Поставьте это на их столик!
— Но вдруг мы захотим…
— Не захотим.
— А я вот, может, и захочу.
— Делайте, как я сказал!
Ухмыляясь, Трой убрал этажерку со стола. По возвращении он застал Барнаби гоняющим последнюю крошку пирожного пальцем на тарелке и что-то бормочущим себе под нос.
— Вы что-то сказали, сэр?
— Я о деньгах думаю. Чертова уйма денег. Если еще стоимость дома прибавить, сколько получится? Миллион пятьсот тысяч?
— Минимум. Ничего такой куш. И всего в получасе от Вест-Энда.
— Итак, речь идет о почти миллионе фунтов.
Барнаби показалось очень трогательным, что человек, страстно мечтавший, но неспособный написать что-то стоящее, ничего, если судить по картинам в его гостиной, не понимавший в искусстве, щедро жертвовал на него свои деньги.
— Вот именно. Да, счастливчик. Ну… — добавил сержант, будучи человеком справедливым, — в каком-то смысле.
— Хедли, безусловно, был служащим гораздо более высокого ранга, чем мы себе представляли.
— Не обязательно. Возможно, ему просто повезло с инвестициями. Если ты готов рискнуть, можешь неплохо приподняться. — Трой, будучи пайщиком «Бритиш газ и телеком», был уверен, что знает, что говорит.
Снова подошла официантка.
— Еще кофе, джентльмены?
— Нет, — быстро ответил Барнаби, — спасибо, — и описал, как мог, съеденное.
Она взялась за блокнотик, подвешенный к поясу на шнурке.
— Значит, biscuit du beurre de praline [47] , — она улыбнулась Трою, — и a deux jeunes filles sur la bateau.
— A для домашнего употребления? — спросил сержант, широко улыбнувшись в ответ.
— Две девушки на плоту.
— Сегодня у меня счастливый день!
47
Печенье с масляным кремом пралине (франц.).