Наполеон и женщины
Шрифт:
За обедом молодая хозяйка дома не отрывала глаз от Бонапарта, вспоминая робкого офицера, который ухаживал за ней в Марселе, и не узнавая его в этом новом властном человеке, имя которого стало известно всему миру и привело в трепет Директорию.
После десерта две пары поехали в загородный дом Жозефа в Мортефонтэн. В карете Дезире сидела напротив Бонапарта, колени их соприкасались, и она «почувствовала, как в ее сердце неожиданно для нее самой возрождается прежняя любовь».
В Мортефонтэне мужчины сначала вели разговор на пустые светские темы, но беседа соскользнула в политику, и страсти разгорелись не на шутку. Пока Жозефина любезно болтала с Жюли и со своей прежней соперницей, Бонапарт в саду неистово спорил с Бернадоттом.
Именно
Неожиданная и эффективная преданность бывшей невесты вряд ли была романтически бескорыстной. Некоторые историки считают (и это весьма правдоподобно), что Дезире замышляла снова привлечь к себе Бонапарта и вынудить его развестись с Жозефиной. Среди других авторов эту гипотезу защищает Леон Пиньо, который писал: «Надо задать себе вопрос, не руководилась ли мадам Бернадотт в своем поведении чувством ревности и мести Жозефине? Бонапарт вернулся в Париж, получив сведения о неверности жены, с твердым решением добиться развода. Может быть, мадам Бернадотт, охваченная нежными воспоминаниями, тоже думала о разводе, чтобы возродить прошлое и соединить свою жизнь с победителем Египта, господином завтрашнего дня? В то время мораль была расшатана, и подобный проект не казался неосуществимым».
Как бы то ни было, вернувшись из Мортефонтэна, Дезире приступила к делу, и без ее тайных усилий, внушенных страстью, Бонапарт, пожалуй, не осуществил бы свой государственный переворот.
Каждое утро молодая женщина встречалась со своей сестрой Жюли и подробно пересказывала ей разговоры, которые велись в ее доме между Бернадоттом и другими якобинцами — врагами Бонапарта; называла имена генералов, которые ратовали за сохранение Директории. Вечерами она с наивным видом расспрашивала своего мужа, каким образом он собирается воспрепятствовать «этому разбойнику Бонапарту» захватить власть.
На следующее утро откровения Бернадотта передавались на улицу Виктуар, и Бонапарт обдумывал, как отразить маневр противника.
Немногие историки писали об этом странном сотрудничестве, хотя о нем упоминают многие современники. Например, Баррас пишет в своих мемуарах:
«Расположение мадам Бернадотт к Корсиканцам2 и постоянное общение с ними побуждало ее к опасным откровениям о политических заботах своего мужа…» И он подводит итог: «Таким образом Бонапарт — через Жозефа, а Жозеф — через жену Бернадотта вели свою политику чуть ли не в постели Бернадотта…»
Но он-то тоже был изрядный хитрец (варианты: пройдоха, хитер и неглуп, не дурак) и вскоре догадался о причинах повышенного интереса своей жены к политике. Однажды друзья сообщили ему, что тайные проекты улицы Цизальпин обсуждаются у Бонапарта, и он понял, что его жена связана с заговорщиками. Он не накинулся на жену с упреками, так как все еще был сильно влюблен в нее, но принял некоторые меры предосторожности. Послушаем Барраса:
"Заметив несколько раз неприятные последствия своей откровенности с женой, он теперь тщательно ограждал себя, по мере возможности, от ее экспансивности. Однажды, когда он обсуждал политические дела со своим личным секретарем и мадам Бернадотт вошла в его кабинет, он замолчал и сделал знак своему секретарю прервать беседу в присутствии «болтушки», которую он называл иногда, смеясь, «шпионочкой»…
Вечером 17 брюмера Бонапарт и Жозефина отправились на обед к министру юстиции Камбасере. Бонапарт хотел вовлечь в свой заговор этого компетентного и влиятельного юрисконсульта. Как пишет Альбер Оливье: «Он занимал важный пост у масонов, был братом архиепископа, имел связи в кругах специфического рода, — словом, можно сказать, был причастен к самым разным сферам жизни Парижа».
Правда, иной раз он становился
Но такие выпады вовсе не волновали Камбасере, и он преспокойно продолжал вести тот же образ жизни, окружая себя учениками белее молока и светлее розочки.
26
В те смутные времена не только Камбасере имел пристрастие к мальчикам-"миньонам". "Например, Баррас имел ту же слабость. Альбер Оливье напоминает, что «Талейран, возможно, получил портфель министра иностранных дел не благодаря поддержке м-м де Сталь, а по той причине, что, придя однажды к Баррасу, который в это время нежился в ванне, он уступил его домогательствам».
Вечером 17 брюмера все эти очаровательные эфебы как всегда вертелись в коридорах министерства юстиции, но хозяину было не до них. Бонапарт и Жозефина уединились с ним кабинете и за ужином обсуждали последние детали заговора.
— Вовсе нет… Он решит, что ты без ума от него и будет польщен. Продолжай…
"Не опаздывайте. Мне надо поговорить с Вами кое о чем, что Вас заинтересует. Прощайте, мой дорогой Годе, жду Вас..
—Всегда искренне расположенная к Вам
Жозефина подписалась, и Бонапарт захохотал.:
— Ну вот, благодаря тебе Гойе будет завтра либо моим сообщником, либо моим пленником [27] .
Несмотря на позднее время — уже минула полночь — он распорядился доставить письмо Гойе; потом написал Моро, Макдональду и Лефевру записки с приказанием явиться к нему верхом на рассвете и велел отвезти их немедленно. После этого, в три часа ночи, он лег в постель.
— А Бернадотт? — спросил Камбасере.
27
Наполеон рассказывал на Святой Елене генералу Гурно:"Гойе, славный малый, но дурак, нередко заходил ко мне. Я не скажу, что он был моим приверженцем, но этот жуир волочился за моей женой, и потому являлся в мой дом почти ежедневно в 4 часа. Когда я назначил дату 18-го, я решил устроить ему ловушку — во время заговора любой прием дозволен. Я велел Жозефине под любым предлогом пригласить его к завтраку. Если б я его заполучил, ему пришлось бы хоть и не по доброй воле, скакать рядом со мной. Он был председателем Директории, и его присутствие помогло бы моему делу" (журнал Святой Елены).
— Не стоит его опасаться, — возразил Бонанарт. — Он скорчит мрачную мину, произнесет речь о своей пламенной якобинской вере и возмущении нарушителями законности, но ничего серьезного против нас не предпримет.
— А ведь Вы еще недавно называли его «человек-препятствие»
Бонапарт улыбнулся:
— Я нашел способ связать его но рукам и ногам, хоть он об этом и не подозревает. Он делает вид, что по-прежнему желает нашего провала, но в глубине души — о причинах этого, я Вам когда-нибудь расскажу — он теперь больше расположен к нам….