Наполеон и женщины

Массон Фредерик

Правда, родившійся тогда ребенокъ ничемъ не выделялся, – ни своимъ умомъ, ни своей наружностью. Но черты столь характерныя, какъ черты Бонапартовъ, могутъ, такъ сказать, перескочить черезъ целое покоденіе и лишь у какого-нибудь изъ потомковъ расцвести пышнымъ цветомъ своей царственной красоты, обличающей ихъ происхождепіе. Такъ, безъ сомненія, и произошло; и это заставило Наполеона усумниться въ своемъ отцовстве, укрепило доверіе мужа и упрочило положеніе жены; но спустя целое поколеніе, раскрылся секретъ, который до техъ поръ более или менее хорошо хранился.

He она ли та неизвестная дама, которая, въ конце консульства, посещала маленькій домикъ въ аллее Вэвъ, который такъ таинственно

посещалъ и Наполеонъ? Та ли это самая женщина, къ которой Наполеонъ одинъ, перерядившись, ходилъ на квартиру, находившуюся въ самомъ центре Парижа? Неизвестно. Приключеяіе въ Сенъ-Клу, повидимому, одна изъ техъ банальныхъ прихотей, которыя не имеютъ, или почти не имеютъ заврашняго дня. Напротивъ, ночныя путешествія, какова бы ни была ихъ цель, свидетельствуютъ, что Наполеонъ, обыкновенно большой домоседъ, былъ захваченъ непреоборимымъ увлеченіемъ, которое редко повторяется въ его жизни. Здесь есть много темнаго, что нельзя еще осветить и что авторы мемуаровъ или ихъ издатели старательно еще больше затемняли до сихъ поръ изъ уваженія къ замешанной здесь женщине и къ ея потомству. Но о некоторыхъ обстоятельствахъ мы имеемъ вполне согласныя между собою сведенія, дополняющія и подтверждающія одно другое; за отсутствіемъ матеріальныхъ доказательствъ, здесь мы имеемъ, по крайней мере. въ высшей степени основательныя предположенія, очень приближатощія насъ къ истине.

Императоръ выехалъ въ Фонтенебло навстречу Папе, который едетъ совершать надъ нимъ обрядъ помазанія. Онъ привезъ туда. свой дворъ. Сразу всемъ бросается въ глаза, что онъ очень веселъ, приветлквъ. После того, какъ Папа ушелъ въ свои апартаменты, онъ остался у Императрицы и разговариваетъ главнымъ образомъ съ присутствующими тамъ женщинами. Жозефина начинаетъ безпокоитъся; въ ней просыпается ревность; его поведеніе кажется ей совершенно неестественнымъ, и она начинаетъ думать, что здесь затевается какая-то интрига. Но кого залодозреть? Кого обвинять? Она набрасывается на г-жу Ней, которая горячо защищается и отравдывается передъ Гортензіей, своей товаркой по пансіону Кампанъ, я доказываетъ, что Императоръ не обращаетъ на нее никакого вниманія, что онъ интересуетея одной придворной дамой, которая очень нравится Евгенію де Богарне и съ которой Жозефина обращается, поэтому, наилучшимъ образомъ, Евгеній – только ширма: если эта дама отвечаетъ на его взгляды и, повидимому, съ удовольствіемъ болтаетъ съ нимъ, то на деле она связана исключительно съ Мюратами, вернее съ Каролиной, потому что въ интригахъ зтого рода самъ Мюратъ – не въ счетъ и Каролина, которая очень не любитъ свою золовку и веегда готова сыграть съ ней какую-нибудь штуку, сама ведетъ это преддріятіе, какъ будетъ вести и много другихъ въ томъ же роде.

Возвращаются въ Парижъ; соглаіаеніе еще не достигнуто. Наполеонъ решительно влюбленъ и очень неохотно покидаетъ апартаменты Императрицы, когда дежуритъ интересующая его дама. Онъ отправленіется съ Жозефиной на спектакли, когда эта дама ее сопровождаеть. Онъ придумываетъ посещенія театра запросто, – онъ, который обыкновенно не разрешаетъ Жозефне посещать театръ иначе, какъ при самой парадной обстановке, – лишь бы и она отправилась вместе. Жозефина безпокоится все болъше и болъше, пытается объясниться, но получаетъ отпоръ; хотя въ обществе Налолеонъ теперь более веселъ, приветливъ и простъ, чемъ когда-либо, но въ тесномъ кругу, когда интересующая его дама отсутствуетъ, онъ золъ и раздражителенъ. «Каждый день Бонапартъ устраиваетъ сцены, – пишетъ Жозефина, – для которыхъ я не даю никакого повода; это – не жизнь».

Къ карточному столу, – (въ зто время онь принялся по вечерамъ играть въ карты нли, вернее, делать видъ, что играетъ), – онъ приглашаетъ каждый разъ свою сестру Каролину и двухъ придворныхъ дамъ; одна изъ нихъ – неизменно та, которая ему лравится. Держа небрежно карты – только для приличія – онъ подолгу говоритъ о тончайшихъ ощущеніяхъ

идеальной и платонической любви или, не называя именъ, ни къ кому не обращаясь, начинаетъ отпускать горячія тирады противъ ревности и ревнивыхъ женъ.

Жозефина, на другомъ конце салона, грустно играетъ въ вистъ съ какими-нибудь сановниками, время отъ-времени бросаетъ взгляды на столъ любимцевъ и прислушивается къ фразамъ, которыя этотъ полный и звучный голосъ разноситъ во все концы зала среди почтительнаго молчанія куртизанокъ.

На рауте, который Военный Министръ даетъ въ честь Государей по случаю Коронаціи, за ужиномъ сидятъ, по обыкновенію, только дамы. За почетнымъ столомъ – Императрица съ несколькими своими дамами и женами высшихъ никовъ Короны и Имперіи. Наполеонъ отказался занять место; онъ обходитъ залъ, разговариваетъ съ каждой изъ женщинъ; онъ ухаживаетъ, любезничаетъ; онъ служитъ Жозефине, беретъ тарелку изъ рукъ пажа и подноситъ ее ей. «Онъ хочетъ быть любезенъ только съ одной женщиной и не хочетъ, чтобы это заметили. Одно это – доказательство, что онъ любитъ».

Пройдя вдоль и поперекъ весь залъ, сказавъ несколько словъ каждой женщине, чтобы дать себе право разговаривать съ одной изъ нихъ, онъ подходитъ къ даме, которая ему нравится, и, смущенный, начинаетъ съ того, что обращается къ ея соседке. Стоя между двумя стульями онъ заводитъ разговоръ, втягиваетъ въ него интересующую его особу, начинаетъ за ней ухаживать и, предупреждая ея желаніе, беретъ для нея со стола соусникъ. Это – оливки. «Вы нехорошо делаете, – говоритъ онъ ей, – что едите вечеромъ оливок; вамъ будетъ худо». И обращаясь къ соседке, прибавляетъ: «А вы – вы не едите оливки? Вы хорошо делаете, вы вдвойне хорошо делаете, что не подражаете madame, потому что она во всемъ неподражаема».

Ни одна изъ этихъ уловокъ не ускользнула оть Жозефины; потомъ, ко всему прочему, ей пришлось среди зимы внезапно по воле Императора выехать въ Мальмезонъ. Это разстроияо все ея планы; кроме того, не успели протопить печи й первую ночь пришлось ировести словно въ ледніке; но холодъ мало трогаетъ Императора: онъ совершилъ по мощеннымъ плитами коридорамъ небольшую экскурсію, которой очень доволенъ; но Жозефина, – чего онъ совершенно и не подозреваетъ, – простояла довольно долго за стеклянной дверью, узнала тайну и теперь нисколько не заблуждается относительно цели этого ночного визита.

Дворъ, такимъ образомъ, после празднества, устроеннаго министромъ, возвращается въ Мальмезонъ и на другой день Императрица, подъ какимъ-то предлогомъ, вызываетъ къ себе даму, которая совершенно не ела оливокъ. Поговоривъ съ ней о томъ, о семъ, она спрашиваетъ, о чемъ разговаривалъ съ нею Императоръ. Потомъ снова вопросъ: «Что онъ говорилъ вашей соседке?» Дама отвечаетъ, что онъ советовалъ ей не есть вечеромъ оливокъ. «О, – говоритъ Жозефина, – разъ онъ давалъ ей советы, то долженъ былъ сказать, что съ такимъ длиннымъ носомъ смешно разыгрывать Рокселяну». Затемъ она открываетъ книгу, лежащую на камине; это – новый ромавъ г-жи де Жанли Герцогиня де Ля Валльеръ. «Вотъ книга, – говоритъ она, – которая сводитъ съ ума всехъ молодыхъ и худыхъ блондинокъ».

Это отчасти верно, потому что въ Мальмезояне во всехъ комнатахъ, занятыхъ придворными дамами, можно было найти «Герцогиню де Ля Валльеръ». Спросъ на эту книгу былъ необычайный; десяти изданій не хватило, чтобы исчерпать его; и несомненно, не кандидатки въ Ля Валльеръ мешали этому успеху.

Императоръ, между темъ, совершенно не имелъ намереній заводить себе фаворитку. «Я не желаю, – говорилъ онъ, – чтобы при моемъ Дворе власть была въ рукахъ женщинъ. Оне принесли много вреда Генриху ІV и Людовику XIV; мое ремесло – много серьезнее, чемъ ремесло этихъ принцевъ, и французы стали слишкомъ серьезны, чтобы прощать государю связи, выставляемыя напоказъ и офиціально – возвеличенныхъ любовницъ».