Наполеон и женщины
Шрифт:
Приходитъ весть, что скоро прибудетъ Императоръ и все волнуются, все стараются приготовить ему въ Варшаве еще лучшій пріемъ, чемъ пріемъ, оказанный въ Позене. Все перевернуто вверхъ дномъ. Наполеонъ долженъ остаться доволенъ: отъ этого зависитъ судьба Польши. Молодая жешцина желаетъ первой приветствовать его и не разсуждая, не понимая того, что делаетъ, она приглашаетъ одну изъ своихъ двоюродныхъ сестеръ сопровождать ее, вскакиваетъ въ карету и мчится, преодолевая все препятствія, въ Броне.
Проводивъ взглядомъ императорскую карету, она долго стоитъ на месте, какъ зачарованная. Чтобы заставить ее очнутъся, ея подруге пришлось окликнуть ее, толкнуть ее. Она старательно заворачиваетъ тогда въ батистовый платокъ букетъ, который поднесъ ей Императоръ, садится въ карету и возвращается къ оебе только поздно ночью.
Она твердо решила сохранить полнейшее молчаніе объ этой поездке, не представляться Императору, не присутствовать ни на одномъ празднике; она и подругу свою очень просила молчать, но та слишкомъ гордится всемъ этимъ
Императоръ запомнилъ ее; она должна пріехать на балъ. Она отказывается; онъ настаиваетъ: «Кто знаетъ, – говоритъ онъ, – быть можетъ небо изберетъ васъ орудіемъ, чтобы вернуть намъ отечество!» Она решительно отказывается и онъ уходитъ раздосадованный; но какъ только онъ ушелъ, докладываютъ последовательно о прибытіи самыхъ видныхъ представителей Польши, «государственныхъ мужей, авторитетъ коихъ основанъ на уваженіи, на общемъ почтеніи и на доверіи къ нимъ, въ виду ихъ поведенія и ихъ мудрости». Каждому изъ нихъ известно, въ чемъ здесь дело и каждый разсыпается въ комплиментахъ и тонкихъ намекахъ. Мало того: на помощь имъ приходитъ супругъ. Онъ одинъ не знаетъ о томъ, что произошло въ Броне; въ ихъ настойчивости онъ видитъ ни что иное, какъ почтеніе со стороны равныхъ къ занимаемому имъ положенію, одобреніе со стороны общества за выборъ третьей жены, сделанный вне своего круга и павшій на эту молодую жешцину; онъ настаиваетъ еще решительнее ихъ, говоритъ ей, что ея робость смешна и происходитъ просто отъ непривычки къ обществу. Онъ не только проситъ, онъ приказываеть. Тогда она уступаетъ; она поедетъ на балъ. Она ставитъ съ своей стороны, лшиь одно условіе: такъ какъ все дамы уже представлены, то пусть ее не представляютъ въ отдельности, это смутитъ ее еще больше.
Наступаетъ решительный день: мужъ торопитъ ее; онъ боится пріехать, когда Императора уже не будетъ. Онъ делаетъ ей замечанія, критикуетъ ея нарядъ; онъ хотелъ бы видеть на ней что-нибудь исключительно элегантное и нарядное, а она выбрала платье изъ гладкаго белаго атласа съ газовой туникой и убрала себе волосы только діадемой изъ листьевъ. Она является. Она проходитъ по салонамъ, сопровождаемая одобрительнымъ шепотомъ гостей. Ее сажаютъ между двумя дамами, которыхъ она не знаетъ, и тотчасъ же Іосифъ Понятовскій бросается къ ней и становится позади нея: «Васъ ждали съ нетерпеніемъ, – говоритъ онъ, – вашъ пріездъ доставилъ большую радость. Ваше имя заставили повторить несколько разъ, чтобы заучить его напамять. Посмотревъ на вашего мужа, пожали плечами, говоря: несчастная жертва! и мне приказали пригласить васъ танцовать».
– Я не танцую, – отвечаетъ она. – Мне совершенно не хочется танцовать.
Князь отвечаетъ, что это приказъ, что Императоръ следитъ, исполняютъ ли его; что если она не будетъ танцовать, это скомпрометируетъ его, что успехъ бала зависитъ только отъ нея. Она отказывается все решительнее. Понятовскому остается одно: найти Дюрока и разсказать ему все; Дюрокъ докладываетъ Императору.
Вокругъ прелестной незнакомки увиваются самые блестящіе офицеры генеральнаго штаба. To, что уже не тайна для поляковъ, продолжаетъ быть тайной для французовъ. Наполеонъ пускаетъ тогда въ ходъ самыя решительныя средства, чтобы отстранить этихъ плохо осведомленныхъ соперниковъ. Больше всехъ усердствуетъ Людовикъ де Перигоръ; Императоръ подзываетъ Бертье и приказываетъ ему немедленно же послать этого адъютанта въ 6-й корпусъ въ Пассаргъ. Перигора сменяетъ Бертранъ; снова подзывается Бертье: Бертрана немедленно же отправить на главную квартиру принца Жерома, подъ Бреславль.
Между темъ танцы пріостановлены; Императоръ проходитъ салоны, разсыпая кругомъ себя фразы, которыя онъ хотелъ бы сделать любезными, но онъ занятъ совсемъ другимъ и эти любезности попадаютъ совершенно не по адресу.
У одной молоденькой девушки онъ справляется, сколько у нея детей, одну старую деву спрашиваетъ, не ревнуетъ ли ее мужъ за ея красоту, одну чудовищно толстую даму – любитъ ли она танцовать. Онъ говоритъ, какъ бы не думая, не слушая именъ, которыя ему называютъ, которыя ничего не вызываютъ у него въ уме изъ заученнаго урока, и взглядъ, и вниманіе его целикомъ направлены къ той, которая одна только и существуетъ въ этотъ моментъ для него.
Онъ приближается къ ней; соседки толкаютъ ее локтями, чтобы она встала; и, поднявшись, страшно бледная, съ опущенными глазами, она слышитъ: «Белое не идетъ къ белому, сударыня, – говоритъ онъ очень громко и прибавляетъ почти шепотомъ: – Я имелъ право ждать иного пріема после…» Она ничего не отвечаетъ.
Онъ смотритъ на нее съ минуту и идетъ дальше.
Черезъ несколько
Только что успела она вернуться къ себе, какъ ея горничная передаетъ ей следующаго содержанія записку, которую она съ трудомъ разбираетъ:
«Я виделъ только Васъ, я восхищался только Вами, я хочу только Васъ. Немедленнымъ ответомъ успокойте пылкое нетерпеніе страсти.
«Н.»
Она съ отвращеніемъ мнетъ записку, стиль которой возмущаетъ ее; но на улице кто-то ждетъ и этотъ кто то – Іосифъ Понятовскій. «Никакого ответа», – говоритъ она и посылаетъ горничную передать это; но князь не считаетъ дело потеряннымъ, идетъ за посланной, проникаетъ въ покои. Она только-только успеваетъ запереться и отвечаетъ черезъ дверь, что ея решеніе непоколебимо; она отказывается, какъ отказалась танцовать. Князь проситъ, умоляетъ, грозитъ и рискуя довести дело до скандала, стоитъ целыхъ полчаса передъ запертой дверью. Наконецъ, онъ уходитъ, совершенно взбешенный.
На другой день, какъ только она проснулась, горничная передаетъ ей вторую записку. Она не открываетъ ее, складываетъ вместе съ первой и приказываетъ отдать ихъ принесшему. Что она можетъ сделать? Ей восемнадцать летъ, она одна, некому дать ей советъ, направить ее; она защищается изо всехъ силъ, но что можетъ сделать она одна противъ всехъ? Съ утра уже ея салонъ полонъ, превращается въ какой то водоворотъ. Здесь все выдающіеся представители націи, члены правительства, маршалъ Дюрокъ. Она отказывается выйти подъ темъ предлогомъ, что у нея мигрень, упорно запирается у себя въ комнате и лежитъ на кушетке; но мужъ приходитъ въ ярость и чтобы доказать, что онъ, въ противность тому, что о немъ говорятъ, вовсе не ревнивъ, вводитъ противъ ея воли князя Іосифа и поляковъ. Въ ихъ присутствіи онъ требуетъ, чтобы она согласилась представиться, чтобы она присутствовала на обеде, на который приглашенъ. Поляки поддерживаютъ его въ одинъ голосъ. Одинъ изъ нихъ, самый старейшій, наиболее уважаемый и наиболее популярный среди членовъ правительства, пристально смотритъ на нее и говоритъ ей строгимъ тономъ: «Иеобходимо всемъ поступиаться, сударыня, передъ лицомъ обстоятельствъ, имеющихъ такое огромное, такое важное значеніе для всей націи. Мы надеемся, поэтому, что ваше недомоганіе пройдетъ ко времени имеющаго состояться обеда, отъ котораго вы не можете отказаться, если не хотите прослыть плохой полькой».
Делать нечего, приходится встать и по приказанію мужа отправиться къ г-же Вобанъ, любовнице князя Іосифа, которая должна дать ей советы относительно туалета и посвятить ее въ требованія придворнаго этикета. Это – верхъ хитрости, потому что отдать ее г-же Вобанъ, – значитъ отдать ее со связанными руками тому, кто ведетъ всю интригу, Г-жа Вобанъ не видитъ въ этомъ ничего худого и разыгрываетъ свою роль вполне искренно. Урожденная Пюже-Барбантанъ, она жила раньше въ Версале, бежала въ Варшаву во время эмиграціи и живетъ открыто со своимъ прежнимъ, вновь обретеннымъ любовникомъ; она полагаетъ, что дать любовницу Государю, – называется ли этотъ Государь Людовикъ XV или Наполеонъ, – есть самая высокая миссія, которую только можетъ выполнить куртизанка; что касается порядочности, стыдливости, долга, супружеской верности, то она никогда и не думала даже, чтобы светская женщина могла положить на одни весы подобные предразсудки и выгоды такого положенія. Впрочемъ, подобныя выгоды въ. данномъ случае не могутъ соблазнить; она чувствуетъ, что здесь необходимо действовать крайне осторожно, что съ такой добродетелью можно будетъ справиться лишь средствами, для нея непривычными, и осыпавъ свою гостью увереньями въ преданности и комплиментами, она поручаетъ ее одной молодой женщине, которая состоитъ при ней чемъ то въ роде компаньонки; разведенная жена, безъ средствъ къ жизни, хорошенькая, живая, легкомысленная, близкая по возрасту къ г-же Валевской, она обладаетъ всеми данными, чтобы понравиться ей – вплоть до самаго экзальтированнаго, самаго пылкаго – искренняго или притворнаго – патріотизма. «Все, все для этого святого дела!» – повторяетъ она каждую минуту. [19]
19
Документы, которые были у меня въ рукахъ, не говорятъ ничего объ имени этой молодой дамы, но я очень склоненъ думать, что речь идетъ здесь о г-же Абрамовичъ, которой Наполеонъ, будучи въ 1812 г. въ Вильне, поручилъ представить ему дамъ изъ местнаго общества. Въ Варшаве въ 1807 г. говорили, что г-жа Абрамовичъ, будучи очень близка съ г-жей Валевской, составляла письма, которыя последняя писала Наполеону; Императоръ будто-бы сказалъ ей по этому поводу: «Пишите мне такъ, какъ хотите, но я не хочу, чтобы въ наши съ вами отношенія вмешивалось третье лицо».