Наполеон в России и дома. «Я – Бонапарт и буду драться до конца!»
Шрифт:
«Как вид этой величественной столицы изменился. Едва на улицах встречались экипажи. Дворянство и множество жителей других сословий выехали из города. Люди, которые изредка попадались навстречу, походили на бесприютных сирот, ожидающих какого-то неизбежного бедствия. Стоило только выйти на улицу в военном мундире, чтобы привлечь за собою толпу любопытных, тотчас начинались вопросы – идет ли неприятель? Как кончилась Бородинская битва? Будет ли сражение под Москвой? Бежать ли из города?»
Москвичи толком ничего не знали о ситуации на фронте, несмотря на то, что Растопчин почти ежедневно клепал свои афишки. 27 августа он сообщил о Бородинском сражении:
«Вчерашний день, 26,
От Можайска до Москвы русская армия прошла за шесть дней. Арьергардом почти в два корпуса командовал Милорадович, на которого наседал Мюрат. 1 сентября 1812 года в подмосковных Филях собрался военный совет, решавший судьбу Москвы. Положение русской армии было такое же, как и после Бородинской битвы. Кутузов сказал: «С потерей Москвы не потеряна Россия. Первой обязанностью считаю сохранить армию и сблизиться с идущими к ней подкреплениями. Самим уступлением Москвы приготовим гибель неприятелю. Знаю, ответственность падет на меня, но жертвую собой для спасения отечества».
У Наполеона было около ста тысяч солдат, у Кутузова – чуть больше шестидесяти тысяч, включая казаков и ратников ополчения, вооруженных пиками и дубинами. Арсенал Москвы так и не открылся для бесплатной выдачи оружия ополчению. От Можайска до Москвы квартирмейстеры не нашли ни одной позиции, удобной для битвы.
Оставить Москву без боя мог только Кутузов.
Вся Россия привыкла почитать первопрестольный город святыней и известие о взятии Москвы французами стало тяжелым испытанием для всей страны. 2 сентября русская армия прошла через полупустую Москву. Очевидец писал:
«Шествие наше через всю Москву продолжалось несколько часов. Все казались углубленными в размышления, ничем не прерываемые: тишина и молчание царствовали в продолжении всего нашего таинственного шествия, цель и направление которого были известны только одному главнокомандующему. Изредка встречались жители, на лицах которых выражалось беспокойство, но все делаемые повторяемые ими вопросы оставались без ответа. Наконец вдали мелькнули два белых столба. Застава! На какая? Говорят, Коломенская. Да куда же мы идем? Бог знает. У этой заставы мы нашли Московского губернатора графа Растопчина. Он не слезая с лошади, шепотом переговорил с главнокомандующим и возвратился в Москву, которую мы покидали».
Завравшийся Растопчин писла в своих последних афишках 30 и 31 августа:
«Светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибирать надобно. А мы своим судом со злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дни за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, не дурно с рогатиной, а всего лучше вилы-тройчатки: француз не тяжелее снопа ржаного. Братцы! Сила наша многочисленна и готова положить живот, защищая, не пустить злодея в Москву. Но должно пособить, и нам свое дело сделать. Грех тяжкий своих выдавать. Москва наша мать. Она поила, кормила и богатила. Я вас призываю именем Божьей Матери на защиту храмов Господних, Москвы, земли Русской. Вооружитесь, кто чем может, и конные и пешие. Возьмите только на три дни
2 сентября русская армия прошла через Москву и отступила по дороге на Рязань. С ней ушел и Растопчин. Москвичам и армии оружия бесплатно он так и не дал. На следующий день в городском арсенале французы нашли семьдесят тысяч ружей, сто пятьдесят пушек, массу военного снаряжения и продовольствия. Император Александр I мог гордиться своим доверенным лицом.
Командиру арьергарда Милорадовичу пришлось договариваться с Мюратом, чтобы он дал возможность пройти русским сквозь Москву без боя. Мюрат без выстрела шел за Милорадовичем по пятам и вслед за ним вышел на рязанскую дорогу. Вечером 2 сентября великая армия вступила в Москву. Наполеону доложили, что огромный город почти пуст и никакой депутации горожан с ключами не будет. 3 сентября император въехал в Кремль.
Александр I тут же попытался свалить всю вину за взятие Москвы на Кутузова. Он писал шведскому королю:
«Случилось то, чего я боялся. Князь Кутузов не сумел воспользоваться прекрасной победой 26 августа. Неприятель, потерпевший страшные потери, в шесть часов после обеда прекратил огонь и отступил за несколько верст, оставляя нам поле битвы. У Кутузова не достало смелости напасть на него в свою очередь. Эта непростительная ошибка повлекла за собой потерю Москвы». Несмотря ни на что, Кутузов был уверен: «Пока будет существовать армия, мы сохраним надежду благополучно завершить войну».
Известие о взятии Москвы вызвало шок у всей России и громким эхом прокатилось по России. Все русские прекрасно понимали, кто истинный виновник этого. В разных сословиях открыто обвиняли императора Александра I в потери чести России. Александр заявил Кутузову, что «Вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы», но снимать с должности, конечно, не стал.
Для всего российского народа по высочайшему повелению было опубликовано:
«Правительственное сообщение об оставлении Москвы.
С крайней и сокрушающей сердце каждого сына Отечества печалью возвещается, что неприятель 3 сентября вступил в Москву. Но да не унывает от этого великий народ Российский. Да поклянется всяк и каждый воскипеть новым духом мужества, твердости и несомненной надежды, что всякое наносимое нам врагами зло и вред обратятся напоследок на главу их. Неприятель занял Москву не от того, что преодолел силы наши или бы ослабил их. Главнокомандующий по совету с первенствующими генералами нашел за полезное и нужное уступить на время необходимости, дабы потом с надежнейшими и лучшими способами превратить кратковременное торжество неприятеля в неизбежную ему погибель.
Сколь ни болезненно всякому русскому слышать, что первопрестольный град Москва вмещает в себе врагов Отечества своего. Но она вмещает их в себе пустая, обнаженная от всех сокровищ и жителей. Гордый завоеватель надеялся, войдя в нее, сделаться повелителем всего Российского государства и предписать ему такой мир, какой заблагорассудит. Но он обманется в надежде своей и не найдет в столице не только способов господствовать, но даже способов существовать. Собранные и от часу больше скопляющиеся наши силы окрест Москвы не прекратят преграждать ему все пути и истреблять ежедневно посылаемые от него для продовольствия отряды, доколе не увидит он, что надежда его на поражение умов взятием Москвы была тщетная и что поневоле он будет отворять себе путь из нее силой оружия.