Наполеон

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Чувство меры Наполеон не умеет определить иначе как родным итальянским, латинским, средиземным словом: mezzo termine — среднее, — среднее между крайними. Это и есть «противоположное — согласное» — по Гераклиту, [690] «квадрат гения» — по Наполеону. «Из противоположного — прекраснейшая гармония; из противоборства рождается все», тоже по Гераклиту.

Именно в этом смысле Наполеон, как утверждает Ницше, есть «последнее воплощение бога солнца, Аполлона», в смысле глубочайшем, метафизическом, он, так же, как бог Митра, Непобедимое Солнце, есть вечный Посредник, Misotes, Примиритель, Соединитель противоположностей — нового и старого, утра и вечера в полдне.

690

Heraclite. Fragment 6.

Сила власти — «в средней мере благоденствия общего», это понял он, как никто. [691] «Все преувеличенное незначительно. Tout ce qui est exag'er'e est insignifiant», — говорил Талейран и мог бы сказать Бонапарт, создатель Кодекса. Это значит: все преувеличенное не божественно; божественна только мера.

«Дабы укрепить Республику,

законы должны быть основаны на умеренности, — говорит он, тотчас после 18 Брюмера, в своем воззвании от лица трех Консулов. — Мера есть основа нравственности и первая добродетель человека. Без нее он дикий зверь. Партия может существовать без умеренности, но не народное правительство». [692]

691

Vandal A. L'av`enement de Bonaparte. T. 2. P. 505.

692

Ibid. T. 1. P. 541.

И потом в Государственном Совете: «Все несчастья, испытанные в революции нашей прекрасной Францией, должно приписать той темной метафизике, которая, хитро испытывая первые причины вещей, хочет основать на них законодательство народов, вместо того чтобы приспособлять законы к познанию человеческого сердца и к урокам Истории». [693]

«Темная метафизика» есть «идеология» революционных крайностей; им-то и противопоставляет он «божественную меру», «mezzo termine». От мертвого знания-забвения к живому «знанию-воспоминанию», от интеллекта к интуиции — таков путь Бонапарта — путь Кодекса. Цель его — недостигнутая цель революции: «утвердить и освятить наконец царство разума, полное проявление и совершенное торжество человеческих сил». [694] Царство не отвлеченного, механического разума, а живого, органического Логоса.

693

Pasquier E. D. Histoire de mon temps. T. 2. P. 47.

694

Las Cases E. Le memorial… T. 2. P. 43.

«Кодекс Наполеона, несмотря на все свои несовершенства и пробелы, заключает в себе наибольшую меру естественной справедливости и разума, какую только люди когда-либо осуществляли в законах. Освящая равенство всех французов перед законом, раскрепощение земли, гражданскую свободу, полное юридическое действие человеческой воли, Кодекс, в этом смысле, узаконяет Революцию. В нем кипящая лава ее застывает, твердеет в неразрушимых формах, становится бронзой и гранитом. — Тут во всем — соединение, правовая середина, un moyen terme; тут различные сословия и интересы находят свое приблизительное удовлетворение. Кодекс, существенно-демократический, когда он обеспечивает всех от возврата феодальных привилегий, есть, во многих частях своих. Кодекс буржуазный, созданный для того среднего сословия, которое „начало“ революцию и в конце захватило ее в свои руки». [695]

695

Vandal A. L'av`enement de Bonaparte. T. 2. P. 480.

Впоследствии, «при самодержавном правлении (Наполеона-императора), начала свободы были почти уничтожены; но равенство перед законом, беспристрастие судов, восстановление обид, причиняемых как частными лицами, так и властями, были действительнее при нем, воевавшим с полмиром, чем даже в мирные времена, при следующих правительствах». [696]

Кодекс всемирен, так же как и Революция. Все европейские народы приняли его, «потому что он приносил им то благо Революции, которое для большинства понятно и осязаемо: движение вперед, без разрушения, без отвлеченных крайностей и резкостей. Кодекс победил и остался, благодаря именно отсутствию в нем всего слишком трансцендентного, чрезмерного». Кодекс есть приспособление духа Римской Империи к современной Европе. «Наполеон, так же как Древний Рим, потеряв власть над миром, оставил ему свои законы». [697]

696

Rolland P. Histoire de France abr'eg'ee. P., 1835. P. 119.

697

Vandal A. L'av`enement de Bonaparte. T. 2. P. 486.

«Я освятил Революцию: я перелил ее в наши законы», — говорит он за полгода до смерти; [698] и потом, за два дня до нее, уже в муках агонии, в бреду: «Я освятил все начала (Революции)… я перелил их в мои законы, в мои дела… Нет ни одного, которого бы я не освятил…» [699] Точно оправдывается в какой-то страшной, всю жизнь над ним тяготевшей вине, — не той ли самой, в которой обличают его якобинцы: хуже чем убил — осквернил Революцию-Мать? Кодекс есть то гнусное ложе «кровосмешения», на котором сын соединяется с матерью. Наполеон — с Революцией. Но якобинцы не видят главного: божественной мистерии в человеческой трагедии, тем, от чего Эдип — Наполеон погибает, люди спасаются; плод кровосмешения — новый эон, «золотой век».

698

Antommarchi F. Les derniers moments de Napol'eon. T. 1. P. 290.

699

Ibid. T. 2. P. 107.

Кто не видел Франции до 18 Брюмера и после, тот и представить себе не может, какие опустошения произвела в ней Революция. [700] Это значит: тот не может себе и представить, что сделал Бонапарт для Франции.

Казна пуста; солдатам не платят жалованья, не кормят их и не одевают; все дороги разрушены; ни по одному мосту проехать нельзя, без опасения провалиться; реки и каналы перестали быть судоходными; общественные здания и памятники рушатся; церкви заперты; колокола

безмолвны; поля запустели; всюду разбои, нищета и голод. [701] Так до 18 Брюмера, а после: «государство выходит из хаоса». [702] «Все начинается сразу и идет с быстротой одинаковой: законодательство, администрация, финансы, торговля, пути сообщения, армия, флот, земледелие, промышленность, науки, искусства, — все возникает, расцветает внезапно, как по волшебному манию». [703] «В этой голове больше знания, и в этих двух годах больше великих дел, чем в целой династии французских королей», — говорит о Бонапарте член Государственного Совета, Редерер. [704] «Вот уже почти год, как я управляю, — говорит сам Бонапарт. — Я закрыл Манеж (якобинский притон), отразил неприятеля, привел в порядок финансы, восстановил порядок в администрации и не пролил ни одной капли крови». [705] И потом, уже проливая кровь, будет помнить, что слава мира больше, чем слава войны. «Я огорчен тем, что принужден жить в лагерях и что это отвлекает меня от главного предмета моих забот, главной потребности моего сердца — хорошей и прочной организации всего, что относится к банкам, мануфактуре и коммерции», — пишет он министру финансов в 1805 году. [706]

700

Pasquier E. D. Histoire de mon temps. T. 1. P. 162; Las Cases E, Le memorial… T. 3. P. 6.

701

Pasquier E. D. Histoire de mon temps. T. 1. P. 163.

702

Marmont A. F. L. M'emoires. T. Z P. 106.

703

Pasquier E. D. Histoire de mon temps. T. 1. P. 162.

704

Roederer P. L. Atour de Bonaparte. P. 93.

705

Ibid. P. 22.

706

Levy A. Napol'eon intime. P. 406.

Еще в Итальянской кампании, хотя, по слову Талейрана, «возвышенный Оссиан уносит его от земли», [707] Бонапарт знает, что поставщикам за мясо платят 10 су, а на рынке оно стоит 5. [708] Тот же бог Демиург — в солнцах и в атомах.

Как бы чудом все живые ткани страны восстанавливаются, все раны затягиваются. «Франция испытывает чувство выздоровления», и врач — Бонапарт. [709]

«Вера в будущее, безграничная надежда — таково было следствие переворота, 18 Брюмера», — говорит один современник. [710] «Счастье, с которым Франция выходила из войны, не могло бы себе представить даже самое пылкое воображение», — говорит другой. [711] Это и было счастье «золотого века».

707

Lacour-Gayet G. Napol'eon. P. 45.

708

Levy A. Napol'eon intime. P. 482.

709

Vandal A. L'av`enement de Bonaparte. T. 2. P. 506.

710

Marmont A. F. L. M'emoires. T. 2. P. 100.

711

Pasquier E. D. Histoire de mon temps. T. 1. P. 161.

О Corse `a cheveux plats, que ta France 'etait belleAu grand soleil de Messidor!О, Корсиканец плосковолосый, как Франция твоябыла прекраснаПод великим солнцем Мессидора.

«Вдруг все изменилось так, что кажется, революционные события отодвинулись лет на двадцать, и следы их сглаживаются с каждым днем, — пишет префект одного департамента министру внутренних дел. — Видно, как души людей проясняются, сердца открываются надежде и снова начинают любить… Только два дня Революции помнит народ: 14 июля и 18 Брюмера, а все, что между ними, забыто». [712] Забыто в «солнце Мессидора», в счастье «золотого века».

712

Vandal A. L'av`enement de Bonaparte. T. 2. P. 504.

Век железный прошел, век золотой наступает.Лоно земли нераспаханной в дар принесет тебе,Отрок,Вьющийся плющ и аканф, и душистые травы.Сами козы домой понесут отягченное вымя,Овцы огромного льва больше не будут бояться;Сами цветы осенят колыбель твою нежною кущей.Больше не будет ни змей, ни трав ядовитых, ни плевел;Всюду бальзамных дерев зацветут благовонные рощи,Жатвой колосьев златых зажелтеют обильные нивы,Пышно на тернах лесных пурпуровые гроздьяповиснут.Жесткие сучья дубов оросятся росою медвяной.Скоро наступит тот век, скоро ты будешь прославлен,Отпрыск любезный богов, великое Зевсово Чадо!Зришь ли, как всей своей тяжестью зыблется осьмировая —Недра земные, и волны морей, и глубокое небо?Зришь ли, как все веселится грядущему веку златому?Virgilii. Eclog. IV