Наполеон
Шрифт:
Шесть часов, семь, — Неевы пушки не грянули. Вдруг, во французском тылу, у Флерюса, появилась неизвестная колонна в тридцать тысяч человек. Кто это? Англичане, пруссаки? Темное воспоминание — предчувствие сжало сердце императора: где и когда это было — будет? «Измена! Спасайся кто может!» — кричат солдаты, видя находящую колонну, и бегут. Чтобы остановить беглецов, надо повернуть на них же свои орудия.
Нет, было — будет не здесь, не сейчас. Неизвестная колонна — корпус генерала д'Эрлона, отделившийся от Нея и сделавший ложный маневр. Ней не пришел — не придет: ось колеса сломана — катиться не на чем; главный маневр боя не удался; прусская армия не будет уничтожена. Но можно ее победить и отрезать от английской. Император
Все батареи сразу открывают огонь по Линийским высотам. Гвардия строится в колонны по дивизиям. Сам император ведет в бой.
В ту же минуту разражается гроза. Пушки отвечают громам, выстрелы — молниям, как будто на земле и на небе — одно сражение. Вспомнил ли тогда Наполеон, как двадцать лет назад, при осаде Тулона, шел, под грозою, в атаку на Английский редут? Вся его жизнь, между этими двумя грозами, — Божья гроза.
К восьми часам прусский центр прорван, и началось отступление. Ветер гонит тучи к востоку, запад яснеет, и Блюхер видит, с вершины холма, всю свою бегущую армию. Но «не считает себя побежденным, пока может драться». [988] Кидает в бой последние резервы и сам идет с ними в огонь, семидесятилетний старик, как пламенный юноша.
988
Ibid. P. 184.
Бой длится до ночи. Лошадь под Блюхером ранена, падает, давит его. Адъютант, граф Ностиц, кидается к нему на помощь. В эту минуту эскадрон французских кирасир несется в атаку мимо них, почти над ними, и не узнает их в темноте; через минуту, отступая, несется назад и опять не узнает. Ностиц кличет прусских драгун. Блюхера освобождают из-под лошади, расшибленного, в полуобмороке, сажают на унтер-офицерскую лошадь и уводят далеко в тыл, в поток беглецов. Их множество: завтра остановят восемь тысяч между Льежем и Ахеном.
— Старому Блюхеру здорово поддали в зад коленом! На восемнадцать миль откатился, — говорит Веллингтон и, по обыкновению, смеется так, как будто гвоздем скребут по стеклу. — Видно, придется и нам отступать. В Англии скажут, что нас отдули, но я ничего не могу сделать. [989]
Поутру, 17-го, Наполеон узнает, что пруссаки отступают на Льеж и Намюр, Веллингтон все еще стоит на Катр-Бра, а Ней — в «летаргии».
— Я пойду на англичан, а вы гонитесь за пруссаками, — говорит император маршалу Груши и роковой тяжести слов своих не чувствует.
989
Ibid. P. 260.
Чувствует ее Груши. Никогда еще, за всю свою долгую службу, не имел он на руках такого большого дела: вся прусская армия, пусть разбитая, но все еще грозная, как раненый и разъяренный зверь, будет на нем. Доблестный кавалерийский генерал, он тверд, умен, исполнителен; но «человек одного часа; одного маневра, одного усилия»; [990] местный тактик, а не общий стратег. Хуже всего, что он и сам это чувствует и чувством этим в деле будет скован, разбит, как параличом. Но маршалу Франции сказать: «Увольте, ваше величество, — боюсь!» — язык не повернется. Да уже и поздно: император дает ему подробную инструкцию с тридцатитрехтысячным корпусом следовать по пятам за Блюхером, стараясь разузнать, куда он идет и хочет ли и может ли соединиться с Веллингтоном.
990
Ibid. P. 232.
О, если бы Наполеон знал, что делает! Но не знает, не видит; кто-то ведет его, как слепого, за
Блюхер кончен, — остается Веллингтон. Около полудня, с легкой конницей, — все остальные войска следуют за нею, — император скачет по Намюрскому шоссе, на Катр-Бра. Но узнает по дороге, что Веллингтон оттуда ушел или сейчас уходит; там только лорд Ексбридж, с легкой кавалерией, для прикрытия отступающей армии. Блюхер ушел вчера — сегодня уйдет Веллингтон. «Не было ни одного успеха, за которым бы не следовала тотчас неудача». [991] Если бы не мешал ему кто-то, не путался в ногах его Невидимый, то не зевал бы и Наполеон, как Ней, в «летаргии», выступил бы раньше, только часов на шесть, и настиг бы, раздавил Веллингтона — кончил бы этим последним ударом всю кампанию. Но, может быть, еще не поздно.
991
Ibid. P. 233.
Кирасиры, егеря, уланы, конные батареи Гвардии скачут по шоссе, крупною рысью. Император, с дежурными эскадронами, впереди всех.
Лорд Ексбридж, при первом известии, что идут французы, выбегает на шоссе. Тут же Веллингтон, готовый в путь. Враг еще далеко, — только стальные блески бегают на солнце, как зайчики от зеркала. «Это штыки», — говорит Веллингтон, но, посмотрев в бинокль, узнает кирасир; поручает командование арьергардом Ексбриджу, садится на лошадь и скачет галопом за своей отступающей армией, по Брюссельскому шоссе, прямо на север, к Ватерлоо.
Два часа пополудни. Черные тучи, гонимые ветром, громоздятся на небе. Буря идет с северо-запада. Над Катр-Бра уже тень, а на шоссе, откуда идут французы, все еще солнце.
Ексбридж сидит на лошади, у легкой конной батареи, с обращенными в сторону французов жерлами пушек. Вдруг вдали, на гребне холма, появляется всадник, с небольшим отрядом. Сам он и конь его, освещенные сзади, кажутся черными, как из бронзы изваянными, на светлом небе.
«Пли! Пли! Да получше цель!» — кричит лорд Ексбридж, узнав императора. Пушки загрохотали.
Наполеон велит выдвинуть конную батарею Гвардии. Но Ексбридж поединка не продолжает: испугался, что французы слишком близко; велит снять орудия и поскорей уходить.
В ту же минуту разражается гроза. В блеске молний, в раскате громов, в хлещущем дожде и вихре английские гусары и канониры, все вместе, скачут галопом, «как сумасшедшие», «лисью травлю» напоминала эта погоня, вспоминает очевидец.
— Скорей, скорей, ради Бога скорей! — кричит лорд Ексбридж с таким ужасом, как будто гонится за ним Апокалипсический Всадник, в громах и молниях. [992]
992
Ibid. P. 269.
Скачут по Брюссельской дороге, на север, к Мон-Сэн-Жану — Ватерлоо, куда еще поутру отступила вся английская армия. Только у Женаппа, за рекою Диль, переправившись первый и установив батареи на том берегу, Ексбридж начал отстреливаться. Скоро французы, сбив его, погнали дальше, но погоня уже замедлилась: ливень превратил шоссе в поток, а поле — в болото, где кони угрузали по колено.
К вечеру добрались до фермы Бэль-Альянс, на плоском взлобье высокого холма, почти горы, того же имени. Против него — другой холм-гора, с таким же взлобьем, Мон-Сэн-Жан, очень сильная позиция, где укрепился Веллингтон. Вся эта местность, по небольшому селению в тылу англичан, называлась Ватерлоо. Между холмами — глубокий овраг. Необозримые, до края неба, чуть-чуть волнистые поля, со зреющими нивами, виднелись с вершины холмов; кое-где перелески да узкие колокольни церквей над селениями: старая, тихая Фландрия. Но все это сейчас окутано вечерним дождевым свинцом.