Наполеон
Шрифт:
Именно Карно в начале 1796 года Бонапарт представил свой уточненный план завоевания Италии. План был одобрен Директорией, и Бонапарт был назначен командующим. Он отправился в Италию через два дня после своей свадьбы. К этому времени он, в сущности, покончил с революцией как таковой. Его назначение на новую должность знаменовало еще один поворотный момент в истории: момент, когда республиканская власть перешла от обороны к широкомасштабному наступлению и стала экспансионистом, захватчиком, который намеревался свернуть старую карту Европы и перекроить ее на принципах, сформированных собственной идеологией.
Эту программу невозможно было бы осуществить без Бонапарта – это неоспоримо. Но так же неоспоримо, что без уроков революции Бонапарт не стал бы столь жесток и равнодушен к человеческой жизни, к законам природы и человеческого общества, к традициям и вере, необходимым для их соблюдения. Революция послужила уроком того, как власть зла заменяет идеализм, и Бонапарт оказался ее идеальным учеником. Более того, революция оставила после себя мощную движущую силу: административную и судебную машины для подавления и уничтожения индивидуума, что и не снилось монархам старого режима; централизованную власть для организации общенациональных ресурсов, которой никогда не обладало прежнее государство; абсолютную концентрацию полномочий, которой мир раньше не знал, сначала в парламенте, потом в комитете и наконец у единоличного тирана,
И в этой ужасной трансформации Бонапарт выступал в роли некоего Демогоргона, князя демонов ада, вылепленного самой природой и наученного собственными амбициями и собственным опытом полностью использовать власть, которая досталась ему в результате и благодаря революции. Его чувствительность притупилась. Сострадание было для него пустым звуком. Воображение его не тревожило. Религиозных чувств у него не было, по его собственному признанию, с тех пор как в возрасте девяти лет он услышал, как священник сказал, что Цезарь – кумир мальчика – горит в аду. Совесть никогда его особо не беспокоила. Все его существо было подчинено его воле, ничто иное его не ограничивало. Способности его были необыкновенны. Энергия – неуемна. Таким образом, он, как сказал Джордж Мередит, был «грандиознейшей машиной и притом весьма ограниченным человеком».
Захват Италии в 1796 году был, по сути, первой стратегической кампанией Бонапарта. Для французского народа это был военный триумф, и успех этот был весьма символичен. Вторжение французских войск в Италию в конце пятнадцатого века положило конец средневековой Европе и отложилось в коллективном сознании французов как важный исторический момент. Повторив попытку завоевать Италию, Бонапарт задел чувствительную струну в душе каждого француза. Это был логичный поступок для корсиканца итальянского происхождения, ставшего гражданином Франции, – завоевать свою историческую родину, чтобы подчинить ее своей новой отчизне. Но генерал был ограничен в средствах. Когда он вступил в армию, то выяснил, что, хотя на бумаге ее численность 43 тысячи, на самом деле в ней насчитывалось немногим более 30 тысяч и всего шестьдесят пушек. К тому же солдатам не выплачивали жалование. Его первое воззвание к армии (от 28 марта 1796 года) задало тон его отношениям с подчиненными войсками: «Солдаты! Вы наги и босы, вас плохо кормят… но богатые провинции и великие города вскоре будут в вашей власти, и в них вы найдете честь, славу и богатства. Солдаты Италии! Хотите ли вы отвагой и стойкостью заслужить все это?» Бонапарт с самого начала заключил молчаливый договор со своими солдатами: они преподнесут ему победы, а он обеспечит им военные трофеи. Более того, он сделает так, что они легко смогут передавать награбленное добро домой, своим семьям. В этом был определенный военный смысл, потому что в таком случае солдаты не транжирили добычу, не спускали все в пьяном разгуле. Стоит ли говорить, что и офицеры, и особенно командиры дивизий выигрывали от такой системы. И, конечно, в первую очередь, сам Бонапарт переправлял как на свой счет, так и в государственную казну военные трофеи (золотые слитки, деньги и произведения искусства). Все это он посылал в Париж, членам правительства, чтобы они примирились с его растущим своеволием и независимыми действиями. Северная Италия стала идеальным плацдармом для такой грабительской экспедиции. Ни княжеский дом Савойи, ни Габсбурги не пользовались там большой популярностью. Мелкие независимые государства пришли в упадок. На этих землях были буквально тысячи церквей и монастырей, часовен: бесценные полотна и золотая и серебряная церковная утварь так и просилась в руки мародерам из армии захватчиков. Бонапарт вел себя осторожно, чтобы не развязать войну с церковью, как это сделали ранее республиканские армии. Он всегда останавливал своих солдат, не позволяя им убивать священников, справедливо полагая, что те являют собой серьезную силу в обеспечении контроля над обществом. Но он без колебаний «реквизировал» церковную собственность, загружая все ценное в свой обоз «в порядке меры пресечения».
Начальником штаба Бонапарта был Луи Бертье (1753–1815), который верой и правдой служил ему в разных должностях, но в большинстве случаев как начальник штаба (его называли «женой императора»), до самого отречения Наполеона от престола в 1814 году. Это был своеобразный симбиоз двух военных умов, поскольку Бертье трансформировал стратегические планы своего начальника в личный состав и материально-техническое обеспечение. Он издавал ясно написанные приказы, чтобы все необходимое доставлялось в нужное место. Бонапарт многим был обязан своему начальнику штаба и щедро одаривал его землями и титулами; дела у Бонапарта шли далеко не так успешно, когда Бертье не было рядом. Кроме него у Бонапарта было три надежных командира дивизии; среди них Андре Массена (1758–1817) – бывший юнга, сержант-майор, контрабандист, который стал одним из самых надежных его подчиненных, хотя неисправимая страсть Массены к мародерству (и взяточничеству) заставляла краснеть даже Наполеона.
Учитывая ограниченный ресурсы, завоевание Италии было рискованным предприятием, в ходе которого Бонапарт не раз шокировал армии Пьемонта и Австрии рискованными переправами и стремительными атаками. Бонапарт выиграл незначительные бои при Монтенотте, Дего (снова), Мондови и Кодоньо, а в начале мая у Лоди он провел сенсационную операцию, в которой 3 500 французских гренадеров заняли мост через реку По и удерживали его против десятитысячной армии противника до прихода подкрепления под командованием Массены. Этот бой восхитил французскую публику, как и триумфальное вступление армии в Милан 13 мая, где ее встречали восторженные толпы, по крайней мере, одна толпа. Этот момент увековечил Стендаль, описав его в начале первой главы книги «Красное и черное». Кампания по завоеванию Ломбардии в основном сводилась к форсированию рек, обороне и захвату мостов. Бонапарт выиграл ее благодаря скорости маневра, внезапным атакам и тактическим уловкам, невзирая на превосходящие силы австрийской армии, которая сражалась отважно и упрямо. Закончилась кампания 15–17 ноября знаменитой победой у Арколе переправой через речку Альпоне. Это было типично для тактики сражения Бонапарта. Его стиль ведения военных операций – с быстрой переброской войск, связанной с риском, – иногда приводил к серьезным катастрофам, когда он сталкивался с таким методичным противником, как
Именно в этот момент Бонапарт из простого полевого генерала превратился в имперского проконсула, пусть пока еще не номинально. Когда он отправлялся в Италию, полученные им инструкции по поводу политических договоренностей после победы на поле боя были довольно жесткими. Но по мере того как в 1796–1797 годах он пересылал все больше и больше золота и серебра во французское казначейство, они благополучно смягчались (или игнорировались). Таким образом, он мог проводить свою собственную политику. Его методы в общих чертах походили на методы Сталина в восточной Европе в конце Второй мировой войны. Он поощрял формирование «патриотичных» и республиканских комитетов в основных городах, потом отвечал на их горячие просьбы о независимости под «протекторатом Франции». Таким образом, комитет в Болонье и Ферраре отверг папское правление, а в Реджио и Модене – правление местного герцога. Все четыре города, с одобрения Бонапарта, послали делегатов в Милан и 16 октября 1796 года на собрании объявили о создании Циспаданской республики, фактически вассального марионеточного государства. Ломбардийские города создали подобное государство, которое называлось Транспаданской республикой. Бонапарт подтолкнул их к идее объединиться, так 15 июля 1797 года была образована Цизальпинская республика. Тем временем он воспользовался восстанием, организованным французами в Генуе, чтобы свергнуть старую олигархию (6 июня), и учредил, как он называл, Лигурийскую республику. Подобным же образом он устранил олигархию и в Венеции. Из своего роскошного вице-королевского дворца в Монтенбло он контролировал процесс создания этих новых государств – первых в целом ряду новообразований, которые ему предстояло создать. Бонапарт также обсуждал условия мирного договора с Австрией, который 17 октября 1797 года был одобрен Директорией как Кампо-Формийский мирный договор, согласно которому Габсбурги признавали два новых французских протектората, уступали Франции Австрийские Нидерланды и Ионические острова и (тайно) соглашались на расширение французских границ до Рейна.
Для Франции это была огромная территориальная победа, и Французская республика совершенно справедливо считала ее личной победой Бонапарта. Ему двадцать восемь лет, и теперь он самый могущественный военный деятель республики. На карте Европы появилась «пушка, сорвавшаяся с лафета» [11] , заряженная, со вставленным запалом. И, конечно, политики хотели держать Бонапарта как можно дальше от Парижа, давая ему все новые назначения далеко за пределами столицы. Естественно, они очень рисковали: его следующие триумфы могли стать еще более впечатляющими. Сначала была идея отправить его завоевывать и покорять Англию. Но, судя по тому, какие ресурсы ему были бы выделены в плане военных кораблей и транспорта, было ясно, что он ничего не получит. Это был пропуск в могилу под водой. Вместо этого он выдвинул план, с готовностью одобренный, который удерживал бы Бонапарта очень далеко от центра событий (что очень устраивало членов Директории). Этот план должен был распалить воображение любого француза – покорение Востока.
11
Образное выражение, обозначающее источник повышенной опасности, человека, от которого можно ожидать чего угодно.
Во Франции давно рос интерес к Египту. Первые элементы того, что позже станет называться le style 'egyptien [12] появились еще в 1770-х годах. Согласно указаниям членов Директории, задачей Бонапарта было основать французскую колонию по выращиванию сахарного тростника взамен той, что была в Вест-Индии, прорыть Суэцкий канал и наладить связи с противниками британского правления – Маратхской империей и Типу Султаном [13] , чтобы помочь им свергнуть это правление. У Бонапарта были смутные планы и по поводу турецкой империи, частью которой номинально являлся Египет. Но в глубине души у него зрело вполне определенное желание – стать современным Александром Македонским и завладеть богатыми провинциями невероятных размеров. Говорят, однажды Бонапарт сказал: «Европа для меня слишком мала… Нужно идти на восток». Он подсчитал, что, имея в подчинении 30 тысяч французских солдат, он сможет собрать еще 30 тысяч наемников в Египте. И, имея 50 тысяч верблюдов и 150 орудий, сможет дойти до Инда за четыре месяца. Он просчитал все до последнего заряда и до последнего бочонка пресной воды.
12
Египетским стилем (фр.).
13
Известный также как Тигр Майсура, де-факто правитель княжества Майсур.
Члены Директории санкционировали завоевание Египта, но не более, и заявили, что Бонапарт должен финансировать и готовить экспедицию самостоятельно. Бонапарт поймал их на слове. Он послал своего самого преданного командира штаба Бертье в Ватикан, чтобы захватить его казну. Гийом Брюн, известный мародер, отправился в Берн и украл весь шведский резервный фонд. Бартелеми-Катерина Жубер вынудил раскошелиться датчан. Таким образом собрали десять миллионов франков, в основном золотом. Бонапарт распорядился, чтобы все морские суда Генуи и Венеции присоединились к Тулонской эскадре. Привлекательность предстоящей экспедиции позволила Бонапарту отобрать самых лучших молодых офицеров армии в свою команду. Чтобы выгоднее «продать» свой проект французской публике, он также пригласил поехать и ведущих членов Национального института, созданного в 1795 году на смену королевской Французской академии и Академии надписей и изящной словесности. Около 160 членов академий согласились отправиться с ним, включая лучших инженеров, химиков, математиков, историков, археологов, минералогов, географов, художников и чертежников, лингвистов и писателей Франции, плюс журналистов и типографов, и даже одного воздухоплавателя. У Бонапарта впервые появилась возможность привлечь к себе и своей миссии всеобщее внимание и извлечь максимальную пользу из этого. Он был не просто успешным генералом, помешанным на завоевании новых территорий, а воплощением французской культуры, несущей «цивилизаторскую миссию» в страну, где впервые в мире зародилось урбанистическое общество.