Напрасная прелюдия
Шрифт:
Большим пальцем он погладил мою скулу, каким-то чудом немного успокоив мое сердце.
— У тебя клаустрофобия, Майя?
— Нет... Я не знаю, — прошептала я, глядя вниз. — Мне нужно выбраться отсюда.
Я снова закрыла глаза и попыталась сфокусироваться на нежных движениях его пальцев. Ощутив, что он подошел ко мне на шаг ближе, я глубоко вдохнула его запах, чтобы напомнить себе — я не одна. Это помогло успокоиться и сосредоточиться на нем.
Хотя я все еще прижималась к стенке лифта.
— Должно быть,
Я испустила долгий выдох:
— Говорить "не волнуйся" совсем не помогает мне. Это только заставляет сосредоточиться на том, как сильно нам следует волноваться. Я думаю, что мы разобьемся насмерть.
— Этого не случится.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. О чем ты хочешь поговорить? Это отвлечет тебя от мысли, что ты в ловушке.
— Спасибо, что напомнил, потому что я вообще об этом не думала. И я не хочу ни о чем говорить. Я просто хочу дышать.
— В этом ты не слишком преуспеваешь.
Я сердито посмотрела на него, заметив небольшую улыбку на его губах.
И тут внезапно я перестала его видеть вовсе. Вокруг стало темно, и я снова начала паниковать.
Вдобавок ко всему прочему, он убрал свою ладонь, и я ощутила себя незащищенной без его прикосновения.
— Вот дерьмо, батарея сдохла, — пробормотал он.
Две секунды тишины, слишком долгие две секунды, и я не могла этого вынести. Я даже не могла слышать, как он дышит, будто он просто растворился в воздухе.
Оставив спасительное местечко у стены, я подалась вперед, пребывая практически на грани паники, когда моя рука наткнулась на его грудь, и я вцепилась в его пиджак. Намертво.
— Пожалуйста, не стой так далеко.
У меня перехватило дыхание, и я поняла, что через пару секунд разревусь.
— Эй, — его голос смягчился, — я говорил тебе, что при всем желании здесь ты не сможешь избавиться от меня. Я рядом.
Ему каким-то образом удалось высвободиться из моей хватки, он обеими руками взял мое лицо, а я удерживала его за предплечья, не позволяя никуда уйти.
— Должно же тут быть какое-то аварийное освещение или что-то подобное? — спросила я, восстановив дыхание. У меня это получилось благодаря его успокаивающему голосу, приказывающему сделать это.
— Да, но ничего, кажется, не работает. Не знаю, что происходит снаружи. Я не ожидал, что разыграется такая буря, но в Нью-Йорке зимы всегда такие, никогда не знаешь, когда станет еще хуже.
— Так ты из Нью-Йорка?
— Да. А ты откуда?
— Не из Нью-Йорка?
— Итак, ты все еще думаешь, что это не мое дело, где ты живешь.
— Полагаю, да.
Не знаю почему, но мне не хотелось говорить ему, откуда я. В любом случае я не думала, что это его волнует. Он просто разговаривал со мной, чтобы успокоить. Как только бы двери открылись, он бы вернулся к свойственному ему поведению засранца.
—
— Я не думаю...
— Ты можешь называть меня Алексом. Тогда расскажи мне еще что-нибудь о себе. Ты работаешь?
— Да, у меня есть маленькое кафе.
— И где же находится это маленькое кафе?
— Хорошая попытка.
Прежде чем он смог придумать ответ, что-то над нами оборвалось, и мы опустились на несколько сантиметров. В этот раз я уткнулась лицом в его шею, а он, защищая, обнял меня так, что мои руки оказались зажаты между нами.
Я услышала его чертов смешок и почувствовала, как он сотрясается от смеха, но была слишком занята, зажмуривая глаза так крепко, как только могла, чтобы огрызаться на него.
— Майя? Значит, ты лгала, когда сказала, что не позволишь мне прикоснуться к себе, даже если тебе пришлось бы провести остаток жизни в одиночестве?
— Пожалуйста, заткнись, — процедила я сквозь зубы.
Он еще громче фыркнул от смеха. Если бы мы не стояли в темноте, я бы с удовольствием посмотрела, как меняется выражение его лица, когда он смеется, но, к сожалению, я не могла даже увидеть собственную руку, не говоря уже о его прекрасном лице.
— Майя, тебе нужно расслабиться, — прошептал он на ухо, посылая мурашки по спине.
Рукой он начал гладить мою спину, а подбородком уперся мне в макушку.
Быть в его руках было угрожающе хорошо. Безопасно. Соблазнительно. Прекрасно было ощущать, как он обнимает меня за талию, как его тело возвышается надо мной. Все это, добавленное к моему наваждению, а еще почему-то каждый его вздох, каждый удар сердца, который я чувствовала грудью, успокоило меня.
Когда он убрал одну руку с моей талии, мое тело обмякло на его, и воздух вокруг нас изменился. Я прислонилась лбом к его груди, мое беспорядочное дыхание стало замедляться. Другая его рука все еще была на моей пояснице, и я не хотела думать, каково это будет — не ощущать на себе его руки. Наоборот, я скучала по недолгому ощущению обеих его рук, обнимающих меня.
— Мне нравятся твои губы, — пробормотал он.
— Это должно мне польстить? — выдохнула я.
Я почувствовала, как его пальцы осторожно приподняли мой подбородок, как чистое, мятное дыхание согрело щеку.
Мои глаза все еще были закрыты.
Это все-таки было наваждение. Я знала это. Мне просто нужно было повторять это себе.
— Я ведь задолжал тебе поцелуй, Майя? — спросил он у моих губ, заставляя меня дрожать.
— Мы сейчас умрем, а ты вот о чем думаешь?
— Мы не умрем. Если хочешь, можешь рассказать, о чем думаешь ты. Сомневаюсь, что это лучше, чем то, о чем думаю я, но давай, говори.
Большим пальцем он коснулся моей нижней губы — невесомая ласка, но все еще реальная. А затем я почувствовала его пальцы на моих закрытых веках.