Напрасные опасения
Шрифт:
Но теперь она это знала, и ее охватило отчаяние. Она потерпела поражение, и поняла это. Тихо, почти ласково Никки сказала:
— Я вижу, что вы слишком преуспели, пытаясь защитить меня от самого себя.
Продлевать весь этот ужас у нее не было сил, и, отвернувшись от Харпера, чья рука упала с ее запястья и безвольно повисла, Никки аккуратно поставила на столик чашку с кофе, который так и не допила. Гордон и Гейл, тихо беседующие в другом конце комнаты, с любопытством посмотрели на ее застывшее лицо. Никки заставила себя улыбнуться им.
—
Они также пожелали ей доброй ночи: Гейл холодно и сдержанно, а Гордон — слегка обес-покоенно. Неторопливо выходя из гостиной, Никки не могла заставить себя взглянуть на Харпера, но те двое это сделали, и увидели, что он стоит как изваяние.
Никки поднималась по лестнице, а горячие слезы тяжелыми каплями стекали по ее щекам. Она ведь с самого начала это видела, видела, но не понимала. Страсть Харпера неразрывно переплеталась с жестокостью, с непомерным честолюбием, им двигали сильные эмоции, и все это противостояло мягкости, также присущей его характеру. Он не мог разделить эти две стороны и не хотел, чтобы она соприкоснулась с теми качествами, которые могли представлять для нее опасность. Стоило ей с Хар-пером в ярости и страсти разрушить преграды, разъединяющие их, и он снова их возводил, как, например, в прошлое воскресенье, когда сначала неожиданно поцеловал ее, а затем взял и ушел.
На этот раз ушла Никки, Теперь пришла ее очередь печально взглянуть на него и с сожалением сказать: «Все кончено!» Ей не надо знать, удалось ли сломить его сопротивление. Душа будет болезненно ныть, а тело — страстно желать и томиться по нему, ждать, что он придет к ней по своей воле. А если этого не произойдет, то ей остается лишь примириться с горькой действительностью.
Никки вошла в пустую, темную спальню. Ей стало жарко и не хватало воздуха. Тогда Никки подошла к балконной двери и отворила ее. Повеяло свежестью и прохладой, и ей показалось, что в лицо брызнули холодной водой. Обхватив себя руками, она подавила озноб и рыдания. Может, Харпер, как взрослый, умный мужчина, великодушно одарит ее лишь своей дружбой, но ей этого мало. Однако и обойтись без этого она тоже не может.
Не уехать ли ей из Оксфорда? Рано или поздно это придется сделать. Руки ее зажили, и она снова может работать. Никки отошла от открытой двери и начала бродить по комнате. Завтра уехать она не сможет, так как невеж-ливо портить людям уик-энд, но вечером в воскресенье она попросит Харпера отвезти ее в Лондон. А как же Чарлз? Сможет ли она сказать «прощай», глядя в его доверчивые темные глаза и умную рожицу?
Никки в темноте задела за шкаф и, привалившись к нему, уткнулась в угол лицом.
Спокойный голос Харпера произнес с балкона:
— Вам нужен кто-нибудь подобрее, чем я. Удивление и боль мучительно отозвались в измученной душе Никки — его слова причинили ей невыносимое страдание. Она прижалась заплаканным лицом к стене и в сердцах выкрикнула:
— Уйдите!
Но шаги и голос приближались — это Хар-пер обогнул
— Вам нужен человек, который не будет мешать вашей карьере и не станет ревновать вас к работе, которая поглощает вас целиком.
— Будьте прокляты! — мучительно всхлипнула она и зажала рот побелевшими костяшками пальцев. Как можно яснее выразить, что она совершенно ему не нужна? Его слова сломили ее.
Харпер был почти рядом. Его руки опустились на ее дрожащие плечи и так резко повернули Никки к нему, что у нее все поплыло перед глазами.
— Вам нужен человек с достаточной силой воли, чтобы проявить терпение к вашей неопытности, — простонал он, тоже дрожа всем телом. — Ах, Никки, спасите меня!
Она выкрикнула:
— Мне нужны вы, и никто другой!
Он заключил ее в объятья и так крепко впился ртом ей в губы, что она почувствовала, как он раздвигает их зубами. Обхватив ладонью ее затылок, он с силой просунул язык ей в рот.
Никки бросило в жар. Казалось, что этому не будет конца. Обвив руками его шею, она пыталась впиться в него, в его рот, ладони, тело. Харпер зарычал как зверь и, задыхаясь, откинул назад голову, а она погрузила пальцы в шелковистую гриву его волос.
Он провел руками вдоль ее бедер и, ухватив подол платья, потянул его наверх. А она была настолько объята страстью, что даже не сообразила, почему слышит звук рвущейся материи. Его губы неуверенно коснулись ее щеки и горячее дыхание обожгло кожу. Он хрипло произнес:
— Вы потом возненавидите меня за это.
— Глупый! — простонала она, и в это мгновение его пальцы впились в ее обнаженную талию.
Никки попыталась расстегнуть пуговицы у него на рубашке, но они были пришиты слишком туго, а у нее тряслись руки. Она едва не закричала от досады и стала жадно лизать его шею, удивляясь ее солоноватому привкусу.
— Боже! — Он скорчился, словно она сделала ему больно, и рывком откинул назад ее голову. Брови Никки удивленно взлетели вверх, но она не успела ничего спросить, так как он снова завладел ее ртом, не в состоянии утолить свое первобытное вожделение.
Никки ощущала себя пушинкой одуванчика, подхваченной бурей. Вдруг ей показалось, что он отдаляется от нее. Тогда она бессильно оперлась о стену и слабо застонала от обиды. Не может он снова так с ней поступить — просто уйти!
Он быстро поцеловал ее и хрипло прошептал:
— Тихо, любимая.
Она видела и чувствовала его присутствие рядом — он снимал с себя одежду. Никки словно опьянела. Ноги не держали ее, и она соскользнула вниз по стене на пол, упав к его ногам. Она сдернула с себя платье и отбросила его в сторону. Харпер в это время снимал с себя рубашку, а она подхватила ее и с жадностью прижалась лицом к теплой, приятно пахнущей ткани.
Над ее головой раздался прерывистый смех Харпера.
— Черт возьми, куда ты подевалась?
— Я здесь, — словно во сне пробормотала Никки, по-детски протягивая к нему руки. Он подхватил ее и поднял.