Напролом

Фрэнсис Дик

Между Эксетером и Бристолем, пока день клонился к вечеру, Даниэль рассказала мне, что провела в Англии три недели и ищет себе квартиру, но пока живет у дяди с тетей. Она приехала, потому что государственное агентство новостей, где она работает, направило ее в Лондон. Она работает координатором лондонского бюро, и, поскольку она всего вторую неделю как приступила к работе, ей очень важно не опаздывать.

— Не опоздаете, — заверил я ее.

— Да, пожалуй… Вы всегда ездите со скоростью восемьдесят миль в час?

— Нет, только если никуда не тороплюсь.

— Ничего

себе!

Она рассказала мне, что Ролан де Бреску, муж принцессы, — старший брат ее отца. Ее отец в молодости эмигрировал из Франции в Калифорнию и женился на американке. Даниэль была их единственной дочерью.

— По-моему, когда папа уехал, произошел семейный скандал, но в чем там было дело, он мне никогда не рассказывал. Однако он все время посылает им поздравительные открытки — видимо, тоскует по родным корням. Во всяком случае, он сообщил дяде Ролану, что я еду в Лондон, и принцесса пригласила меня в гости. Я раньше с ними никогда не встречалась. Я вообще первый раз в Европе.

— Ну и как вам здесь нравится?

Она улыбнулась.

— Вам бы, наверно, тоже понравилось жить в особняке на Итон-сквер с кухаркой, горничными и дворецким. И еще с шофером. Всю прошлую неделю меня на работу возил шофер, и он же забирал меня после работы. И вчера то же самое. Тетя Касилия говорит, что после полуночи в подземке ездить опасно, так же как в Нью-Йорке. Она беспокоится еще больше, чем моя мама. Но я у них долго не проживу. Они оба очень добры ко мне, и тетя мне нравится, и мы с ней очень подружились, но мне все равно нужен свой угол, и где-нибудь поближе к офису. И еще мне нужна машина. Наверно, придется купить.

— Вы долго пробудете в Англии? — спросил я.

— Не знаю. Наверное, года три. А может, и меньше. Компания может перевести меня в другое место.

Она сказала, что мне незачем много рассказывать о себе — она и так достаточно знает обо мне от тети.

Она сказала, что знает, что я живу в Ламборне, что я из старой семьи лошадников и что у меня есть сестра-близнец, которая замужем за тренером скаковых лошадей из Ньюмаркета. Она сказала, что знает, что я не был женат.

Последнее замечание повисло между нами, как знак вопроса, и я ответил на незаданный вопрос:

— Я и сейчас не женат. И девушки у меня нет. Раньше были.

Я почувствовал, что она улыбается.

— А у вас? — спросил я.

— То же самое.

После этого мы довольно долго ехали молча, задумавшись. Я думал о том, что скажет или подумает принцесса, если я приглашу ее племянницу пообедать со мной. Это могло несколько изменить близкие, но сдержанные отношения, которые сложились между нами за эти годы, и я боялся, что они изменятся не в лучшую сторону.

Между Бристолем и Чизиком, когда я включил фары и мы на полной скорости понеслись по магистрали М-4, Даниэль принялась рассказывать мне о своей работе. По ее словам, работа эта состояла в основном в материально-техническом обеспечении: она должна была отсылать съемочные группы и репортеров туда, где что-то случалось.

— Половину времени я занимаюсь тем, что смотрю на расписания поездов и дорожные карты и рассчитываю, каким путем надо ехать,

чтобы добраться как можно быстрее. И судя по тому, где мы находились, я была уверена, что мы опоздаем. — Она взглянула на спидометр. — Мне и не снилось, что мы поедем на скорости девяносто миль в час!

Я снизил скорость до восьмидесяти восьми. Нас без труда обошла другая машина. Даниэль покачала головой.

— Да, наверно, мне потребуется время, чтобы привыкнуть, — сказала она. — И часто вас штрафуют за превышение скорости?

— За десять лет — раза три.

— Это при том, что вы всегда ездите с такой скоростью?

— Довольно часто.

Она вздохнула.

— А у нас, в старых добрых Штатах, семьдесят миль в час считается смертным грехом! Вы там не бывали?

— В Америке? — Я кивнул. — Бывал. Два раза. Я однажды участвовал в скачках на Охотничий кубок Мэриленда.

— Это же любительская скачка, — осторожно, заметила Даниэль, видимо не желая обидеть меня недоверием к моим словам.

— Ну да. Начинал я как любитель. Я хотел сперва проверить, гожусь ли я в жокеи, прежде чем посвятить этому свою жизнь.

— А если бы оказалось, что не годитесь?

— Я поступил в колледж.

— И бросили? — недоверчиво спросила Даниэль.

— Бросил. Я начал выигрывать. А это было то, чего мне хотелось больше всего. Я и в колледж поступал только на всякий случай, если не получится стать жокеем. Для страховки.

— А на какую специальность?

— На ветеринара.

Даниэль была потрясена.

— Вы хотите сказать, что бросили ветеринарный колледж ради того, чтобы стать жокеем?

— Ну да, — сказал я. — А почему бы и нет?

— Но… но…

— Ах да, конечно! — сказал я. — Все атлеты, спортсмены и так далее, дожив до тридцати пяти, оказываются на улице совершенно не приспособленными к жизни… Ничего, у меня впереди еще есть лет пять.

— А потом?

— Ну, потом я, видимо, стану тренером. Буду тренировать лошадей для новых жокеев. Впрочем, до этого еще далеко.

И я пожал плечами.

— Сегодня это оказалось достаточно близко, — заметила Даниэль.

— На самом деле нет.

— Тетя Касилия говорит, что спускаться в бочке по Ниагарскому водопаду, возможно, опаснее, чем участвовать в скачках с препятствиями. Возможно. А возможно, и нет.

— Спуститься в бочке по Ниагарскому водопаду — значит заработать себе славу и натерпеться страху на всю жизнь. Это не профессия.

— А вы пробовали?

— Нет, конечно. Это же опасно.

Даниэль рассмеялась.

— Неужели все жокеи такие, как вы?

— Нет. Жокеи все разные. Так же, как и принцессы.

Она вздохнула полной грудью, словно вбирала морской воздух. Я ненадолго отвлекся от дороги, чтобы еще раз рассмотреть ее лицо. Что бы ни говорила ее тетя о моей способности читать мысли, с женщинами мне это никогда не удавалось — кроме Холли… И я знал, что хочу этого, что без этого моя любовь будет казаться мне несовершенной. Наверно, если бы у меня не было Холли, я бы женился на одной из тех двух девушек, которые нравились мне больше других; но мне не хотелось жить вместе с ними.