Напролом
Шрифт:
Старик был колоритной личностью, этаким бизнесменом с пиратскими замашками. Сын его был поспокойнее. Хороший распорядитель с большими способностями к рекламе. «Глашатай», некогда бывший довольно шумной газеткой, в последние десять лет скорее тяготел к солидности.
Сразу стало заметно, что газета перешла в другие руки.
Я подумал о Хью Вонли, сыне нынешнего владельца, наследнике династии: мягкий, слабовольный молодой человек, сейчас к тому же, похоже, не в ладах с родителями. Когда «Глашатай» перейдет к нему, он превратится в нечто плоское, конфетно-карамельное —
«Ежедневное знамя», все еще переживающее период крайней беспардонности, было одним из самых резких противников «Глашатая». Недавно, после ожесточенных финансовых интриг, эта газета перешла в руки одного напористого бизнесмена. Про него говорили, что этот человек рвется к власти и к титулу пэра и избрал верный путь, ведущий к тому и к другому. «Знамя» было шумным, суетливым, пронырливым, старательно нарушало все мыслимые табу и каждый день хвалилось новыми подписчиками.
Поскольку мы с лордом Вонли несколько раз виделись на торжественных обедах, где раздавали различные ежегодные призы (лучшему жокею года, ведущему тренеру, владельцу лучшей лошади года и так далее), а у меня из головы не выходило несчастье Холли, я спросил, не знает ли он, кто является ответственным за рубрику «Частная жизнь» в «Знамени».
— Ответственным? — переспросил лорд Вонли с таким видом, словно он святее самого папы. — Вы хотите сказать — «безответственным»?
— Ну безответственным.
— А вам, собственно, зачем? — поинтересовался он.
— Они опубликовали безобразную и, по всей видимости, бессмысленную заметку, направленную против моего зятя.
— Хм… — сказал лорд Вонли. — Это очень печально. Видите ли, друг мой, публика очень любит такие бессмысленные нападки. Сокрушительная критика пользуется спросом, а доброжелательность — никоим образом. Так говаривал мой покойный отец, а он редко ошибался.
— И к черту всякую там справедливость, — заметил я.
— Что поделаешь! Мир жесток. Так было, так есть, так будет всегда. «Христиан бросают на растерзание львам! Спешите занять лучшие места! Кровавое зрелище гарантировано!» Видите ли, дорогой мой, люди покупают газеты, чтобы полюбоваться на то, как терзают жертву. Скажите «спасибо», что хотя бы львам никого не бросают — слава богу, настолько-то мы продвинулись вперед. — Он улыбнулся, словно разговаривал с ребенком. — А «Частную жизнь», да будет вам известно, пишет целая орава репортеров, которые выкапывают жареные факты, да еще множество осведомителей в больницах, моргах, ночных клубах, полицейских участках и прочих менее «горячих» местах, которые сообщают обо всяких грязных событиях и получают за это деньги. Мы в «Глашатае» делаем то же самое. Это делают в любой газете. А иначе, дорогой мой, такие колонки захирели бы очень быстро.
— Я хотел бы знать, откуда взялась та заметка о моем зяте. Кто и кому об этом сообщил. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Хм… — в серых глазах появилась задумчивость. — Редактор «Знамени» — Сэм Леггат. Можете, конечно, спросить у него, но даже если он и узнает, вам он ничего не скажет. Так что, боюсь, мой дорогой,
— И вы это одобряете, — сказал я, судя по его тону. — Один за всех, все за одного, не следует выдавать осведомителей, и так далее.
— Если вашему брату причинен реальный ущерб, — вежливо ответил лорд Вонли, — пусть его адвокат отправит Сэму Леггату письмо, угрожая подать в суд за клевету, если они немедленно не напечатают опровержение. Это иногда действует. Если это не поможет, ваш зять может подать в суд и попытаться получить компенсацию за моральный ущерб. Но я на вашем месте посоветовал бы ему этого не делать. На «Знамя» работают самые лучшие адвокаты, и действуют они очень грубо. Они вытащат на свет божий самые невинные секреты вашего зятя и распишут их самыми черными красками. Он пожалеет, что ввязался в это дело. Оставьте это, мой дорогой, я вам как друг советую.
Я рассказал ему о заметке, которую обвели красным и рассовали по ящикам торговцев. Лорд Вонли нахмурился.
— Тогда скажите ему, пусть ищет осведомителя у себя под боком, сказал он. — Такие заметки в колонках светской хроники часто возникают в результате обычных склок с соседями. — Он снова улыбнулся. — Добрая старая склока! Что бы делали без нее несчастные газеты?
— Какое признание! — насмешливо заметил я.
— Да, но при этом мы выступаем за мир, свободу, братство, гармонию, здравомыслие и справедливость, — ответил он. — Смею вас заверить, дорогой мой, что это так и есть!
— Да, — сказал я. — Я уж вижу.
Принцесса коснулась руки лорда Вонли и предложила выйти на балкон, посмотреть последний заезд. Но он ответил, что ему нужно вернуться к гостям «Глашатая», которых он на время оставил в комнате спонсоров. Он забрал жену и удалился.
— Ну, Кит, — сказала принцесса, — теперь, когда все на балконе, расскажите, что там было с Норт-Фейсом.
Мы, как обычно, уселись на стоявшие рядом стулья, и я без утайки рассказал ей обо всем, что произошло между нами.
— Вы знаете, — задумчиво сказала она под конец, — мне хотелось бы так же, как вы, понимать, что думают лошади. Я пыталась прикладывать голову к их головам, — она смущенно улыбнулась, — но ничего не слышала. Совсем ничего. Как вы это делаете?
— Не знаю, — ответил я. — И, наверно, прикладывать голову к голове бесполезно. Я их слышу, только когда сажусь в седло. Это вообще нельзя выразить словами. Это просто есть. Оно приходит само. Это бывает со многими наездниками. Лошади владеют телепатией.
Она смотрела на меня, склонив голову набок.
— Но вы, Кит, умеете обмениваться мыслями не только с лошадьми. Вы часто отвечаете на вопросы, которые я только собираюсь задать. Честно говоря, это немного смущает. Как вы это делаете?
Я удивился:
— Не знаю…
— Но вы отдаете себе отчет в том, что вы это делаете?
— Ну… я знаю, что такое бывало. Вот мы с моей сестрой Холли — мы близнецы — одно время обменивались мыслями. Просто как будто разговаривали. Но за последние несколько лет мы разучились.