Напролом
Шрифт:
Он слабо покачал головой.
— За это я могу вам гарантировать, что копии этой кассеты не попадут в руки к таким щепетильным людям, как старший распорядитель, члены Жокей-клуба, патроны благотворительной организации, председателем которой вы недавно избраны, или в дюжину самых влиятельных контор в Сити.
Я помолчал.
— Когда деньги будут в банке, на счету Бобби, вы можете быть уверены, что с моей стороны вам больше ничто не грозит. Но только при условии, что вы больше никогда не причините вреда ни Бобби,
Мейнард наконец нашел в себе силы заговорить.
— Это насилие! — хрипло произнес он. — Это шантаж!
— Это справедливость, — возразил я. Наступило молчание. Мейнард обмяк в кресле, словно из него выпустили воздух. Полгейт и лорд Вонли ничего не сказали.
— Бобби, — сказал я, — достань кассету и убери ее куда-нибудь в надежное место. И принеси, пожалуйста, бумагу для расписок.
Бобби медленно встал. Он был как во сне.
— Вы обещали отдать кассету нам, — заметил Полгейт.
— И отдам, когда Бобби получит деньги. Если деньги будут в банке к пятнице, вы получите кассету, а также вещи Эрскина, так что ему не придется садиться в тюрьму.
Бобби унес кассету, а я посмотрел на непроницаемые лица Полгейта и лорда Вонли и подумал, что что-то уж слишком они спокойно к этому отнеслись.
Мейнард злобно смотрел на меня из своего кресла, но это было понятно. Этого я ожидал. Эрскин был, как всегда, отстранен и холоден. Хоть не ухмыляется, и то хлеб.
Бобби вернулся с большими листами бумаги, на которых он обычно писал счета владельцам, и раздал их Нестору Полгейту, лорду Вонли и своему отцу.
Отцу он протянул лист неуклюже, отвернувшись, не желая смотреть ему в глаза.
Я осмотрел их, сидящих с каменными лицами и с листами бумаги в руках, и в голову мне пришло несколько разрозненных слов и фраз, которые заставили меня остановиться.
— Погодите, — сказал я. — Не пишите пока.
Слова были: «недействительно»… «выдано под угрозой»… «выписано под пистолетным дулом»… Интересно, сам я об этом подумал, или эта мысль передалась мне от кого-то из бывших в комнате? Я внимательно осмотрел их одного за другим, заглядывая в глаза каждому. Не Мейнард. Не Эрскин. Не лорд Вонли.
Нестор Полгейт моргнул.
— Бобби, — сказал я, — подними с пола эту черную коробочку и выкинь ее в окно, в сад.
Он удивленно посмотрел на меня, но повиновался. В открытое окно ворвался порыв ноябрьского ветра, раздувая занавески.
— И пистолет тоже, — сказал я, передавая ему оружие.
Бобби неловко взял пистолет, выбросил его и закрыл окно.
— Ну вот, — сказал я, небрежно сунув руки в карманы. — Все вы слышали мое предложение. Если вы согласны его принять, напишите, пожалуйста, расписки.
Некоторое время никто не шевелился. Потом лорд Вонли потянулся к стоявшему рядом кофейному столику, взял с него журнал, положил на журнал
Потом протянул бумагу Бобби. Тот нерешительно взял листок.
— Прочти вслух, — сказал я.
Бобби дрожащим голосом зачитал:
— «Сим обязуюсь уплатить Робертсону Аллардеку пятьдесят тысяч фунтов через три дня, начиная с сегодняшнего».
Бобби поднял глаза и посмотрел на меня.
— Подписано: «Вильям Вонли». Число сегодняшнее.
Я посмотрел на лорда Вонли и ровным тоном сказал:
— Благодарю вас.
Он передал журнал Нестору Полгейту и предложил ему свою ручку. Нестор Полгейт с неподвижным лицом принял журнал и ручку и в свою очередь написал несколько слов.
Бобби взял у него листок, покосился на меня и прочел вслух:
— «Сим обязуюсь уплатить Робертсону Аллардеку пятьдесят тысяч фунтов через три дня, начиная с сегодняшнего». Подписано: «Нестор Полгейт». Число сегодняшнее.
— Благодарю вас, — сказал я Полгейту.
Бобби очумело уставился на документы, которые держал в руках. «Это покроет долг за непроданных жеребят, — подумал я. — Все, что ему удастся за них выручить, будет чистой прибылью».
Лорд Вонли и Джей Эрскин, словно исполняя некий ритуал, передали журнал и ручку Мейнарду.
Он тоже выписал расписку, со злостью, едва не прорвав пером бумагу. Я сам взял у него лист и прочел:
— «Сим обязуюсь уплатить моему сыну Робертсону двести пятьдесят тысяч фунтов через три дня. Мейнард Аллардек». Число сегодняшнее.
Я посмотрел на Мейнарда.
— Благодарю вас.
— Не смейте меня благодарить. Это оскорбление!
На самом деле я очень старался не выказывать своих эмоций. Хотя, разумеется, по отношению к Аллардеку я испытывал настоящее торжество. Мне пришлось признаться себе, что в моей радости было нечто и от нашей старинной вражды. Наконец-то Филдинг взял верх над Аллардеком! То-то довольны были бы мои кровожадные предки!
Я отдал расписку Мейнарда Бобби. Это позволит ему расплатиться с долгами и наконец-то встать на ноги и сделаться преуспевающим тренером. Он недоверчиво принял бумагу, словно ожидая, что она вот-вот растает у него в руках.
— Ну вот, джентльмены, — весело сказал я. — К пятнице мы получим деньги и вернем вам ваши расписки.
Мейнард встал. Его седеющие волосы были все так же гладко зачесаны, лицо угрюмое, губы плотно стиснуты, дорогой сюртук по-прежнему безупречен.
Внешняя оболочка осталась прежней, но я знал, что в душе он разбит и повержен. Мейнард смотрел в пол, избегая встречаться глазами с окружающими. Он подошел к двери, отворил ее и, не оглядываясь, вышел. В комнате повисла тишина, такая же, как после окончания фильма.