Напролом
Шрифт:
— Ничего, сынок, ничего, все в порядке. Но он понял: не в порядке!
Потом мама еще пару раз приходила домой с растрепанной косой. Накануне он даже заплакал при виде мамы и наутро вцепился в нее и наотрез отказался идти В детский сад. Мама не стала его уговаривать и взяла О собой на работу. Весь день он проторчал у нее в кабинете, в большой комнате с белыми стенами и занавешенными окнами. В одном углу кабинета стояли весы, в другом — стеклянный шкаф с множеством бутылочек и коробочками лекарств. Войдя в кабинет, мама первым делом переодевалась в белый халат и белую шапочку. Потом она часто куда-то выходила надолго, а он смот релв окно, чуть сдвинув занавеску. Потом мама при неслапоесть — бутерброд с любительской колбасой и бутылку кефира. А в шесть часов вечера они отправи лисьдомой.
Мамина
и уже подворотнями, через заброшенную стройку, выйти к дому. Этот участок пути Стаська очень не любил: зимними вечерами пробираться сквозь сугробы было трудно и боязно: фонари не горят, людей не видно…
Сегодня мама закончила пораньше: была пятница, и она пригласила в гости Игоря Васильевича. Они вышли из серого кирпичного здания военкомата и направились привычным маршрутом. Они свернули в первую подворотню за жилым домом довоенной постройки. В сумеречном сером проеме арки возникли три мужские фигуры. Мама сразу же подобралась, сжала его ручонку покрепче и, резко развернувшись, торопливо зашагала и почти побежала — в противоположную сторону. «Опять они!» — едва расслышал Стаська ее испуганный возглас,
Но, не пройдя и пары шагов, мама остановилась. Стаська с нарастающим ужасом, еще сам не понимая отчего, во все глаза воззрился в дальний конец темного прохода, где маячили две темные фигуры. Испуг матери передался ему, и он похолодел, чувствуя, как немеют ноги.
— А, вот и наша упрямая медсестричка Лариска! — насмешливо гаркнул один из парней и стал медленно приближаться к женщине с ребенком. — Коварная покорительница сердец одиноких капитанов дальнего плавания…
На возглас ответил взрыв нестройных хохотков. Через мгновение маму окружила ватага дядек — их было пять человек. Стаську сразу оттеснили в сторону, а он заплакал и закричал, отчаянно замахав руками и пытаясь прорваться сквозь плотный строй мужских фигур к маме. Но ему не дали. Самый низенький из пятерых схватил его за воротник пальтишка и отшвырнул далеко в сторону, пригрозив:
— Будешь вякать — придушу, щенок!
В голове у Стаськи зашумело: он упал на холодный мокрый асфальт и больно ударился щекой. Его колотило точно в лихорадке. Он теперь боялся приблизиться К стае мужчин и боялся, что они сделают плохо маме… Слезы градом катились у него по щекам.
— Ну что, красуля, кому-то можно, а кому-то нельзя? Ты, как сорока, этому дала, этому дала, а этому не дала… — услышал Стаська тот же голос, который назвал м аму «упрямой медсестричкой».
— Смотри: я же тебя предупреждал по-хорошему, но ты, видать, хочешь, чтобы было по-плохому. Ну и будет… Я ведь обещал, а свои обещания я держу. Тебе даже пальтишко не придется снимать — ротиком все сделаешь! И снова раздался взрыв мерзкого хохота. Что было потом, Стаська не понял, но ему было ясно: маме очень неприятно, страшно и больно. Мужчина приблизился к стоящей на коленях маме, а она ст рашно закричала, зарыдала, начала отбиваться, но двое дядек, которые держали ее за руки, с ней что-то с делали, и ее голос заглох, затих. Над ней склонился Дядька и стал медленно раскачиваться взад-вперед, как в друг неожиданно издал оглушительный звериный рык. Он отскочил назад и стал разглядывать что-то у себя между ног.
к — Ах ты, сука! Ах ты, тварь! Укусила меня, гадина! Ну, дрянь, ты сама напросилась!
Дядька сунул руку в карман и вытащил что-то блестящ ее, узкое. Один из тех, кто держал маму за руки, крикнул ему: «Ты что, Мишаня!» — но тот не слушал. Взмахнув рукой с зажатым узким блестящим предметом, он с делал быстрое движение крест-накрест.
— Бежим! — крикнул кто-то, и пятеро мужчин, громко топая ботинками под низким сводом арки, бросились прочь.
Стаська на непослушных отяжелевших ногах медленно подошел поближе. Мама лежала на спине не шевелясь, согнув одну ногу в колене и раскинув руки.
Прямо под подбородком у нее зияла рваная крестообразная дыра, из которой толчками вытекала бурая струя крови.
— Мамочка! — закричал Стаська, упав перед
Но она уже не слышала крика сына. Ее глаза закатились. а по телу пробежала судорога. Стаська поднялся и опрометью бросился к серому кирпичному зданию звать на помощь…
* * *
— Какой ужас, — тихо проговорила Юля, нежно гладя Стаса по плечу. Она уже наложила на рубец от удара бейсбольной битой марлевый компресс, пропитанный горячим настоем шалфея: другой травы она у него в квартире не нашла. — И что, Этих ублюдков так и не нашли?
— Так и не нашли, — жестко проговорил Стас, скрипнув зубами. — Ты все спрашивала, почему наша контора занимается только грязной уголовщиной. Вот потому и занимается, что я этих сволочей готов своими руками придушить… Не хочу, чтобы такие мерзости оставались безнаказанными.
— А что было потом? — Она не знала, как сформулировать свой вопрос: было понятно, что воспоминания об ужасной гибели матери терзают ему душу.
— Потом было следствие. Знаешь, мне же тогда шесть лет было, я ничего не понимал. Много лет спустя тетя Нюра кое-что рассказала. И еще один человек…
— Самородов?
Он покачал головой:
— Нет. Его фамилия была Шкурко. Семен Порфирьевич Шкурко. Он работал следователем в Мурманском управлении внутренних дел и вел то дело, да только ни к чему не привел. Так оно и зависло.
— Почему, Стасик? Неужели не было кроме тебя дру гих свидетелей? Неужели ты никого из них не запомнил? Ты же слышал имя Мишаня!
Он вздохнул и ничего не ответил. В памяти побежали давно забытые картинки…
* * *
Подполковник Шкурко что-то раскопал. Явно раскопал. Стас потом в этом не сомневался. Именно поэтому Семена Порфирьевича и спровадили в девяносто втором на пенсию на три месяца раньше положенного срока — второпях, без соблюдения законной процедуры, выявив какие-то смехотворные процессуальные нарушения в рядовом уголовном деле трехлетней давности, которое он довел до суда. В суде оно не развали- елось, а закончилось обвинительным приговором… От него хотели избавиться как можно быстрее, чтобы он не смог копать дальше и докопаться до самого дна, до разгадки.
Пока жива была тетя Нюра, которая после похорон младшей сестры сразу же оформила над сиротой-племянником опекунство, Стасик не уставал ее теребить вопросами: не нашли ли маминых убийц — пятерых дядек в черных пальто и черных ботинках? Два раза с ним беседовал следователь Семен Порфирьевич. Но стоило ему задать мальчику какие-то более конкретные вопросы — например, какого возраста были те дядьки, запомнил ли он какие-то особые приметы, как Стасик Щербак терялся. Он ничего не мог при помнить: ни лиц, ни цвета волос, ни одежды, ничего… Кроме того, что одного из них звали Мишаня. Правда, следователя очень заинтересовала одна деталь: узкий блестящий предмет, которым Мишаня нанес маме смертельную рану в шею — крест-накрест. Ради этого он и вызвал Стаську на беседу во второй раз. А потом майора Шкурко вдруг перебросили на другое расследование — и дело об убийстве медсестры Мурманского горвоенкомата Ларисы Щербак передали следователю Фадееву Никите Павловичу, а от него — Миронову Андрею Владимировичу. Но ни тот ни другой Стаську уже не вызывали, и вообще, как говорила тетя Нюра, цело оказалось в подвешенном состоянии. Стаська не понимал, что это значит, и воображал себе набитую бумагами толстую папку, которая свисает с потолка на веревке.
Игорь Васильевич Самородов какое-то время продолжал захаживать к ним, о чем-то шептался с тетей Нюрой, но со временем стал появляться все реже и реже, а потом его перевели на какую-то очень высокую должность на флоте, и он уехал из Мурманска в Североморск.
Мысль о том, что убийца мамы живет с ним в одном городе, ходит рядом по тем же самым улицам, не давала мальчику покоя. И после смерти тети Нюры, оставшись в пятнадцать лет один-одинешенек на всем белом свете, Стас Щербак дал себе клятву: найти эту мразь во что бы то ни стало! Найти и покарать! Еще в девятом классе он пришел к выводу, что лучший способ для этого — стать юристом, чтобы получить законное право вытащить из архива подвешенное дело и распутать этот клубок самостоятельно.