Напряжение счастья (сборник)
Шрифт:
– Не помню, – бормочу я, а в голове – звон, звон, сейчас разорвется!
– Ты сказала: «Несешь меня, как Пушкина после дуэли».
Кажется, да. Пошутила…
– Тебя осмотрели и велели мужу ехать домой. А тебя – на стол. Помнишь?
…Господи!
– Повезли в операционную. Ты спросила: «Что будет с ребенком?» Помнишь, что тебе ответили?
…да, я помню!
– Тебе ответили: «О ребенке забудь». Ввели наркоз. И ты провалилась!
…помню, помню… Я провалилась в голубую воду
– А когда ты очнулась, все уже было позади, ты лежала в палате и была не одна…
…я была не одна. Рядом с кроватью стоял хирург, который делал мне кесарево…
– И что он сказал тебе? Ну, вспоминай!
…помню… я помню…
– Он сказал: «Молодец, поздравляю, мальчик у тебя!» И ты заплакала.
…отпусти меня, хватит!
Она сделала паузу, словно что-то мешало ей…
– Вечером, – тихо заговорила она опять, – в твою палату вошла врач-педиатр. Она была высокая красивая блондинка. Назвала тебя «мамочкой». Помнишь, что она сказала?
…посмотрим, мамочка, куда ваш ребенок повернет… Очень слаб, весь в отеках. C большими проблемами. И мозг, и легкие. Так что, мамочка, особенно не надейтесь…
– Ты не спала всю ночь. Просила дежурную няньку принести ребенка…
…не надо!
– Утром опять пришла блондинка и сказала: «Возьмите себя в руки, не отчаивайтесь, вы – молодая, здоровая… У вас еще будут дети». Помнишь, что ты сделала?
…я вскочила с кровати, чтобы побежать туда, к нему. Я кричала: «Неправда! Покажите мне его!» Да, я кричала…
– Блондинка не смогла с тобой справиться, ты вырвалась. Она испугалась, что ты сорвешь повязку, и позвала няньку – огромную мускулистую бабу… Нянька схватила тебя за руки, а врачиха за ноги. Ты рыдала на всю больницу!
…пожалуйста, пожалуйста, покажите мне его! Пожалуйста! Ну что вам стоит! Я же только посмотрю!
– В палату начали заглядывать другие больные, и тогда нянька гаркнула, обрызгав слюною твое лицо. Помнишь?
…помню, помню… Она обрызгала меня слюной и проорала: «Свяжем тебя сейчас, хулиганка! Доиграешься!»
– Потом пришел еще один врач, пожилой, седой. Приказал сделать укол. Тебе сделали укол, ты затихла. И он сказал: «Я с ней посижу…»
…он пододвинул стул и сел рядом с кроватью. Он почти ничего не сказал мне, так, общие слова, но я его не забуду…
– Тебя выписали на восьмой день, помнишь? Феликс встретил тебя с цветами.
…ужасно! Он стоял в раздевалке – подтянутый, красивый, с большим букетом сирени. Вот почему меня преследует этот запах! Нянька – не та, страшная, а другая, молоденькая, поддерживала меня под руку. Я увидела его с этим букетом, и что-то оторвалось у меня внутри.
– Ты подошла к нему. И он – помнишь? – обнял тебя и сказал: «Ну, ладно. Все будет хорошо. Первый
…я чуть не ударила его, но сдержалась. В конце концов, кроме него, у меня не было ни одного родного человека…
На Ваганьковском кладбище, кроме нас двоих, тоже никого не было. Я сказала себе: нет, это не так. Рядом лежат мои родители, в двух шагах – Платонов. У меня есть близкие люди, я не одна. Эта мысль принесла неожиданное облегчение.
– Вот, – продолжала она, и я увидела себя, отраженную в ее зрачке. – Все, что могла, ты вспомнила. Остального ты просто не знаешь.
– Чего остального? – спросила я.
– Ребенок-то жив, – сказала она. – Тебя обманули.
Я не закричала, нет, это точно. Я, кажется, решила убежать от нее, но осталась. Обхватила черный камень «врача-человека» и поползла на землю.
– Ты мне лжешь, – сказала я, вжимая в камень лицо. – Признайся, ты лжешь! Кто ты?
Она усмехнулась:
– Не узнаешь? Я ассистировала при твоей операции.
Да, лицо ее было мне знакомо, но ассистентка? Не было там никакой ассистентки!
– Я принимала твоего сына. Он родился очень слабым. Но дело в том, что…
– В чем? – спросила я.
– Он был больным ребенком, неполноценным.
– Почему мне его не показали? Кто его хоронил?
– Он не умер, говорю тебе! – В голосе ее послышалось раздражение. – Его перевезли в специальный детдом. Твой муж подписал отказ.
– Что? – спросила я. – Какой отказ?
– Ну, он же всегда был предателем! – сказала она (где я слышала именно эти слова?). – Он предал тебя при первом же испытании. Решил за вас обоих.
– Что решил?
– Отказаться от своих родительских прав. Он обошел все законы. Тебе сказали, что ребенок умер. И ты поверила.
У меня почернело в глазах. Я поверила!
– Врешь! – сказала я ей. – Врешь, гадина!
– Ищи, ищи, – ответила она. – Ищи сыночка, ищи! Я же нашла своего. – И показывает на черный памятник. – Но опоздала, видишь? Опоздала, не спасла. Без меня закопали, ищи.
И смотрю: опять, как тогда – встает и уходит, торопится.
– Подожди! – кричу я ей. – Стой! Подожди!
Она не оглядывается. Я вскакиваю с земли, бегу за ней. Оборачивается. Страшные у нее эти брови, красные, вспухшие, зачем она их выщипывает?
– Завтра приходи, – говорит она. – Завтра поговорим.
– Подожди! – умоляю я. – Где он, ты знаешь?
Она не отвечает, уходит. Гадина! Гадина!
21 июня (6 часов утра). Сегодня моему сыну исполняется двадцать пять лет. Он родился 21 июня 1974 года.
Я все продумала, все восстановила. Эта женщина не врет. Она сказала мне правду. Потому что все, что она сказала, – было. Так и было.