Нарцисс в цепях

Гамильтон Лорел Кей

— Это натерли цепи, — сказал Ричард тихо.

— Он пытался освободиться.

— Нет, он недостаточно силен, чтобы выдержать столько серебра на коже. Они просто въелись насквозь.

Я смотрела на кровавые раны, не зная, что сказать. Когда я тронула его за плечо, он завопил сквозь кляп, который я не видела — его скрыли упавшие на лицо волосы. Но темный конец кляпа торчал изо рта. Грегори завопил еще раз и попытался от меня отползти.

— Грегори, Грегори! Это я, Анита! — Я тронула его как можно нежнее,

но он снова вскрикнул. Я глянула на Ричарда: — Кажется, он меня не слышит.

Ричард присел и поднял спутанные волосы Грегори. Он забился сильнее, и Ричард протянул мне фонарик, чтобы одной рукой придержать голову леопарда, пока вторая отодвинет волосы. Уши у Грегори были заткнуты какими-то тряпками. Ричард вытащил одну и увидел черную ушную затычку глубоко в канале. Она не была предназначена для такого глубокого введения, и когда Ричард ее вытащил, из уха закапала кровь.

Я смотрела окаменев — мой разум не желал этого понимать. Но наконец я сама сказала:

— Ему пробили барабанные перепонки. Боже мой, зачем? Неужто повязка и кляп — этого еще мало?

Ричард поднес затычку к свету. Мне пришлось посветить фонарем прямо на нее, чтобы увидеть металл на остром конце.

— Что это?

— Серебро, — ответил Ричард.

— Господи! Они для этого и предназначены?

— Ты вспомни, Маркус был врачом. Он знал все места, где продаются медицинские инструменты. И места, где их могут изготовить.

Выражение лица Ричарда сказало мне, что он вспомнил что-то мрачное.

Я посмотрела на следы на руках и ногах Грегори.

— Милостивый Боже, и серебро так же разодрало ему слуховые каналы, как кожу?

— Не знаю. Но хорошо, что кровь еще идет. Это значит, что, если он достаточно скоро перекинется, может вылечиться.

Голос у Ричарда стал хриплым.

Нельзя сказать, что я готова была заплакать — ужас парализовал слезы. Я хотела, чтобы здесь оказался Джейкоб и все, кто ему помогал, потому что такое с оборотнем один на один не сотворит никто.

Ричард попытался снять повязку, но она была завязана так туго, что не за что было ухватиться. Я передала ему фонарь и вытащила нож из ножен.

— Держи его. Ножи острые, и я не хочу, чтобы он порезался, если будет отбиваться.

Ричард зажал голову Грегори в ладонях как в тисках, и тот забился сильнее, вопя сквозь кляп. Но Ричард держал твердо, пока я осторожно просовывала нож между тканью и волосами. Один быстрый разрез вниз — и повязка отделилась от кожи, но она так долго и так туго сжимала голову, что сейчас Ричарду пришлось ее отдирать.

Грегори заморгал на свет, увидел Ричарда и завопил сильнее. Что-то умерло в лице Ричарда в этот момент, будто он сам в себе что-то убил, чтобы кто-то мог его настолько испугаться.

Я наклонилась вперед, осторожно опираясь рукой на кучу костей, и смотрела, как глаза Грегори

наконец остановились на мне. Он перестал вопить, но нельзя сказать, чтобы вздохнул с облегчением. Я вытащила у него изо рта кляп, и он отслоился, унося с собой кусочки кожи с губ. Грегори медленно зашевелил ртом, и мне вспомнилась сценка из «Волшебника Изумрудного Города», когда Элли смазывает Железному Дровосеку заржавевшую челюсть. Это было смешно, но я не улыбнулась.

На цепях были висячие замки. Ричард обполз вокруг меня, чтобы Грегори все время меня видел. А я повторяла только: «Все будет хорошо. Все будет хорошо». Он меня не слышал, но я ничего другого не могла придумать.

Ричард сорвал замок с одного запястья, и лицо Грегори исказилось болью, будто любое движение руки было ему больно. Освободив обе его руки, Ричард стал медленно разгибать его тело.

Грегори вопил, но на этот раз не от страха — от боли. Я пыталась удержать его, но вообще любое движение причиняло ему боль. Обоим нам пришлось поползать, чтобы достаточно его разогнуть и положить ко мне на колени. По лестнице влезть он не смог бы никак.

На локтевых сгибах остались следы от уколов — ни один не зажил.

— А почему не зажили следы от уколов?

— Серебряные иглы в прямом контакте с кровяным руслом. Седативные средства. В дозах, поддерживающих низкий уровень адреналина и не дающих потому перекинуться, но не в таких высоких, чтобы ты не мог чувствовать или не знал, где ты и что происходит. Так это устраивала Райна.

— Точно так своих жертв связывала Райна и именно это с ними делала. Откуда Джейкоб об этом узнал? — спросила я.

— Ему сказал один из моих людей.

Ричард стоял на коленях, вместо того чтобы встать, пригнувшись. Лицо его было спокойным, почти безмятежным.

— Я хочу, чтобы их посадили сюда. Всех, кто помогал Джейкобу. Кто принес эти чертовы ушные затычки. Всех сюда.

Он обратил на меня эти спокойные глаза, и я увидела в них гнев под этим глубоким спокойствием.

— Разве ты можешь так с кем-нибудь поступить? Вставить кому-то в уши эти штуки? Кому бы то ни было?

Я подумала — подумала по-настоящему. Я злилась до потери пульса. Я хотела кого-то наказать, но...

— Нет. Я могу убить, могу застрелить. Но это — нет.

— И я нет.

— Ты знал, что Грегори здесь, в этой яме, но ты не знал, что с ним сделали? Так?

Он мотнул головой, опираясь коленями на слой костей, глядя на окровавленные затычки, будто в них был ответ на вопрос, который слишком трудно задать вслух.

— Знал Джейкоб.

— Ты Ульфрик, Ричард. Ты должен знать, что делается от имени твоей стаи.

Гнев разгорелся так жарко и туго, что заполнил тесную пещерку, как заполняет закипающая вода. Грегори захныкал, глядя на Ричарда полными страха глазами.