Нарцисс всемогущий
Шрифт:
Ведь моя религия – Логос. Мои Боги – смертные, осмеливающиеся реализовывать, воплощать свои безумные мечты в жизнь. Идя по улице, я поднял голову и увидел светящееся окно, на подоконнике пакет то ли с кошачьим кормом, то ли с зёрнами кофе. Материальный мир…Жалюзи, горящая лампа, две фигуры на фоне окна. Мир, в котором два живых существа плетут общую паутину реальности. Маленькие радости живых людей. Как же давно все эти теплые ощущения мне абсолютно не доступны.
Существуют какие-то качественные миры, в которые меня, к сожалению, не инсталлировать, как не старайся. У меня очень маленький опыт адекватности. Узкий круг моего общения всегда
От этого моя жажда слияния с прекрасным не становится меньше. Но мало кому хочется сливаться с чем-то странным, местами пустым, невнятным и часто непонятным. А мне, в свою очередь, претит близость с неосмысленным и неосознанным, чего в избытке.
Сегодняшний день почти не помню, как и многие другие такие же пустые дни. Помню только N. Она как шрам, как тату – не смыть, не удалить. Где-то в области сердца равномерно гудит электростанция и шумит кинопроектор. Крутится кино.
N. наклоняет ко мне голову, целует меня и ее волосы ложатся на мое лицо, она скидывает футболку, садится ко мне на колени и обнимает меня ногами и руками, всем телом.
Говорят, в раю можно выбрать эпизод жизни и бесконечно долго пребывать там. Если рай существует и мне удастся туда попасть, я не буду долго думать о месте и времени, которое мне хотелось бы закольцевать. Я давно выбрал свой эпизод для вечности… N. наклоняет ко мне лицо, скидывает футболку, садится ко мне на колени…
В «Фантастической симфонии» Берлиоза задействованы две арфы, две флейты, два гобоя, два кларнета, четыре фагота, четыре валторны, два корнета, две трубы, три тромбона, литавры, большой барабан, малый барабан, два колокола, фортепиано, струнные числом не менее шестидесяти человек! Все это для того, чтобы выразить невероятную силу чувства влюбленного композитора. Я тоже хотел бы создать что-то невероятно прекрасное для тебя, что-то посвященное тебе, что-то увековечивающее твое имя в истории этого мира.
Иногда мне снится музыка, и, хотя я и знаю ноты, я не спешу ее записать. К сожалению, даром композитора Господь меня не наделил. Если честно, с другими талантами тоже всё сложно. Но я знаю тридцать три буквы русского алфавита и даже двадцать шесть букв английского. Господи, спасибо. За буквы, белый экран, на котором их можно разместить, а также за слезы и вино.
В философии Дао говорится, что ничто не может быть познано как «вещь в себе», но только как часть чего-то, как элемент взаимодействия или последовательности событий.
Итак, вот моя последовательность. Моя история, сотканная из слез, вина и букв холодной зимой внутри меня и снаружи, которая длилась мой самый длинный в жизни год и девять самых длинных месяцев.
Глава 4. Как я встретил N. снова в первый раз
Я не могу с тобою двух слов связать.
Да и зачем?
Пускай останутся свободны.
Простыни с функцией подогрева помогают чувствовать себя не так одиноко в огромной кровати Кинг сайз. По ночам в моей люкс – палатке было довольно прохладно. Я чувствовал телом комфортное тепло, словно лежал на спине большой
Пели птицы, шумела листва деревьев. Кролики ели траву. Изредка вдали раздавался чей-то смех в соседнем шатре. Больше не было никаких посторонних звуков.
Только ветер деликатно постукивал веткой о стенку палатки, желая войти и не решаясь применить всю свою природную силу.
Пустынный, огороженный частный пляж уходил далеко вглубь. Белоснежный песок, сосны, голубое полотно моря, вдали виднелись сложенные белые зонтики возле шезлонгов. Голубой флаг гордо развевался в небе, свидетельствуя о высоких стандартах качества воды, на которую я любовался. Я опустился на горячий песок и сидел так, оглушенный невозможной тишиной и простором.
Белый мокрый лабрадор терпеливо ждал хозяйку у входа в пляжную кофейню, сжимая зубами палку. Абсолютное доверие, преданность и любовь во взгляде, его полноценная радость и восторг – практически недостижимое состояние для вечно рефлексирующего и сомневающегося во всем меня.
От переизбытка чувств решил набрать маму. Она по привычке не слышала, что я говорю. Что-то повторяла свое, мои реплики проходили сквозь нее, как морские волны прокатывались по краю берега и исчезали. Ничего. Это не важно. Уже. Я ведь тоже не подарок. Все же мы с мамой ближайшие родственники. И это наша общая черта – слышать только себя.
При заселении в глэмпинг, администратор спросила меня: «Вы что Адин?»
Я ответил: «Да, это незаконно?»
Потом я понял, почему прозвучал этот вопрос. Здесь были в основном влюбленные парочки. Я даже видел шатер молодоженов с огромными корзинами цветов. Дети были под запретом. Собаки приветствовались. По вечерам все собирались у костра и смотрели фильм на большом экране. Подавали какао и маршмелоу. В целом это все напоминало пионерлагерь для взрослых.
Без пары здесь был только я один и поэтому старался не попадаться другим на глаза, чтобы меня не изгнали из этого «рая». Шучу, конечно. Хотя, на самом деле, некоторую свою ущербность я чувствовал, когда подставлял свою впалую грудь и белый жирный живот под ласковые лучи солнца в компании этих красивых, влюбленных друг в друга и в жизнь, счастливых людей. В одежде я все-таки гораздо симпатичнее, чем без. Хотя не знаю. Некоторым нравятся уроды. Ну ладно, я не то, чтобы совсем урод. Все же я харизматичный урод, обаятельный урод. Моя угрюмость часто принимается за интеллектуальность, беспардонность и хамство – за чувство юмора. По началу, людям трудно поверить, что можно реально быть таким уродом. Но потом ничего, догоняют. А я к этому моменту уже привязываюсь к ним. Вот такая драма.
Уже почти месяц я отращиваю пузо здесь в одиночестве без N. Задаю себе перед сном один и тот же вопрос: «Зачем все это?» и наблюдаю, как я наблюдаю за наблюдением себя.
Вот я, стою на суше, омываемой водой. Надо мной чистое небо, под босыми ногами белый теплый песок.
Белый зонтик треплет ветер, галька и песок скрипят под шлепками случайного прохожего.
Вернее прохожих. Женщина одной рукой направляла телефон на сутулого грустного темноволосого мальчика лет семи, а другой пыталась втолкнуть его в кадр с красивым фоном самого чистого и самого пустого пляжа с голубым флагом FEE: «Ну сделай ты уже нормальное лицо! Я же старалась, рожала тебя!» Мальчик неуклюже замер под прицелом фотокамеры на несколько мгновений и снова отправился в путь.