Нарциссы для Анны
Шрифт:
— Джузеппина, — обеспокоенным голосом позвала ее Мария. — Вам плохо? Ответьте мне. — Девушка наклонилась над ней, но больная лишь трясла головой, задыхалась и бормотала бессвязные слова.
— Ничего, ничего, — вдруг сказала она, просыпаясь. — Я только видела сон.
Она вздохнула, открыла глаза, увидела комнату, залитую сияющим светом, и улыбнулась. Дыхание ее успокоилось и боль исчезла.
— Обед уже готов, — ласково сказала Мария.
— Что там у нас сегодня?
— Лапша с бульоном и вареная курица.
С неожиданной энергией больная уселась на постели.
— Я устала от этой бурды, — капризно сказала она. — Мне хочется
— Что вы, — помня строгие предписания врачей, попыталась отговорить ее Мария. — Ведь доктор…
— Не говори мне о докторе с его чепухой! — воскликнула та. — Я сказала «поленту» и хочу поленту. Видишь ли, Мария, — объяснила она. — Мы с Чезаре родились в бедности и выросли на поленте.
Мария поняла, что спорить бесполезно, и через час Чеккина приготовила хозяйке поленту.
— Правда, хороша? — сказала Джузеппина, поддевая поленту кончиком серебряной вилки. — А запах какой! — Но, едва попробовав, разочарованно отодвинула блюдо. — Нет, вкус не тот, — прошептала она. — Не такой, как тогда, в детстве. А может, я и сама изменилась…
Мария была при ней уже целый месяц, и ее присутствие для больной сделалось необходимым. Джузеппина все время хотела видеть ее рядом и разговаривала с ней, как со своим вторым «я». Новая экономка быстро усвоила порядки этого дома и добивалась перемены исподволь. Комнаты одна за другой приняли более свежий и опрятный вид, на кухне стало чище и светлее — весь дом как будто повеселел. Только в присутствии Чезаре Больдрани она по-прежнему чувствовала себя неуверенно — она робела, своей значительностью он ее подавлял.
— Сегодня мы должны отправить почтовые переводы, — сказала Джузеппина, которая давала экономке необходимые указания. — Посмотри в верхнем ящичке моего комода. Да-да, именно там. Там список адресатов. Да, вот этот. А теперь возьми ручку и садись за стол.
— Я? — спросила Мария, польщенная и испуганная этим поручением, которое выходило за рамки ее привычных обязанностей.
— Тебе придется делать это, когда меня больше не будет, — сурово сказала ей Джузеппина. — Каждый месяц, двадцать седьмого числа.
Мария села за стол и сосредоточенно принялась за дело. Она заполняла бланки переводов, оставляя лишь место для суммы: ее обычно вписывал сам хозяин. Занимаясь этой работой, она обнаружила, что двадцать седьмого числа каждого месяца Чезаре Больдрани посылал деньги нескольким церквам и религиозным организациям, двум приютам для престарелых, нескольким больницам и сиротским домам. Были адреса и нескольких неизвестных ей людей. Одно имя в списке поразило ее: Мемора Ловати.
— Мемора. Какое странное имя, — заметила она, обращаясь к хозяйке.
— За этим именем стоит целая история, — ответила та. — Хочешь, я расскажу ее тебе.
И, слушая слабый, но ясный голос Джузеппины, она узнала эту историю о маленькой Меморе. Мария словно видела Чезаре Больдрани в 1914 году, еще молодым парнем, когда, расстроенный из-за увольнения с работы, он остановился в теплый летний вечер перед остерией Делла Ноче. Видела эту остерию с ее мраморными столиками под навесом из вьющихся растений и девочку с коротко подстриженными волосами и челкой, в одиночестве игравшую возле нее. Непонятно почему Чезаре рассказал ей о постигшей его беде, и в утешение девочка протянула ему свою куклу. «Ее зовут Джизелла, — сказала она. — Хочешь с ней поиграть?» Улыбнувшись, он сказал, что хочет, но ему нужно возвращаться домой. Тогда девочка
— Прошли годы, — продолжала рассказывать Джузеппина, — и Чезаре стал уже богатым человеком, когда к нему пришел однажды друг детства, который занялся торговлей вином — мы зовем его Риччо, — и сказал, что хозяин остерии Делла Ноче умер, и остались только жена и дочь. Вдвоем они не могут содержать остерию и продают ее за гроши. «Они продадут ее за ту цену, которую я назначу», — ответил Чезаре. Он тут же бросил все свои дела, сел вместе с Риччо в машину и поехал к Порта Тичинезе. В остерии он нашел Мемору, которая уже стала взрослой девицей, и они сразу узнали друг друга. Окинув взглядом дом и остерию, он назвал настоящую цену, и Риччо, хоть и делец по натуре, но человек порядочный, тут же согласился ее уплатить. С тех пор каждый месяц Чезаре посылает перевод Меморе, а девушка присылает ему к Рождеству пару вышитых ею платочков. Она не вышла замуж, а по-прежнему живет с матерью и зарабатывает на жизнь вышиванием.
— Он добрый, синьор Чезаре, — заметила Мария, взволнованная этим рассказом о Меморе. Ей тоже хотелось бы, чтобы в трудную минуту рядом оказался такой человек, как Чезаре Больдрани.
— Он добрый, — согласилась Джузеппина. — Но всегда ли он добр, один Бог знает. Кому нужна его помощь, тот получит ее, кто сделал ему добро, тому он и платит добром. Но обид, к сожалению, он тоже не забывает. Пусть уж Бог за это простит его.
8
— Адвокат Пациенца поехал в Неаполь жениться, — сообщил таинственно Амброджино. — Вы и вообразить себе не можете, кто его невеста, — осуждающе покачал он головой.
— Кто же она? — спросила Мария, притворяясь удивленной.
— Бедные мы, бедные! — встряла Чеккина, которая только этого и ждала. — Нет больше порядка на свете.
— Представьте себе, — прошептал Амброджино с видом заговорщика, — синьор Чезаре пошел к Кузи, самому знаменитому ювелиру в Милане, и заказал бриллиантовое колье для невесты. Подумать только!
— Горничная мадам Лемонье, — снова влезла Чеккина, — сказала, что ее хозяйка тоже едет в Неаполь. Говорят, что она заказывала цветы, которыми будет украшена церковь. А потом вы знаете, где они будут жить? В особняке адвоката на виа Безана.
В действительности этот особняк на виа Безана, памятник архитектуры девятнадцатого века, был собственностью Чезаре Больдрани. Он находился в двух шагах от здания суда и составлял часть того, что Больдрани предоставил своему адвокату, чтобы подчеркнуть его особое положение. Кроме того, Пациенца имел «изотту фраскини», самый престижный и дорогой автомобиль, своего личного камердинера, свой постоянный столик в «Савини», ложу в Ла Скала и место на ипподроме — все те символы богатства и престижа, без которых сам Больдрани мог прекрасно обойтись.