Наречённая ветра
Шрифт:
Задумавшись над словами Инослейва, Эвинол решила, что он прав. Действительно глупо разделять любовь и дружбу, как нечто принципиально разное. Приняв точку зрения ветра, она успокоилась и в то же время ощутила что-то вроде разочарования. Признание в любви пугало ее, но, если не скрывать правду от самой себя, было желанным.
Ветер нежно взял ее лицо в ладони.
— Моя Эвинол. Светлая моя, единственная. Ты была предназначена мне задолго до того, как мы встретились, до того, как ты родилась. Ты — нареченная ветра.
— Формально у меня есть муж, — напомнила Эви. Сейчас она готова была говорить о чем угодно, лишь бы унять бешеный стук сердца.
— Думаешь,
Он склонился к ней и поцеловал. Ступни Эвинол оторвались от земли, и ветер закружил ее над вересковой пустошью, крепко прижимая к себе. Ей казалось, что Инослейв касается поцелуем не только ее губ, но и души. Границы между душой и телом стерлись, потеряли значение и смысл. Ощущение безумного незаслуженного счастья переполнило Эви настолько, что стало страшно. Еще немного, и она растворится в поцелуе ветра, потеряет саму себя.
— Ты боишься, Эви? — шепотом спросил Инослейв, оторвавшись от ее губ.
— Боюсь, — призналась она.
— Но чего?
— Сама не знаю. Просто… Тебе не понять, ведь ты не человек. Ты прав, мы сами выдумываем себе сложности, но…
— Прости меня, — он ласково провел ладонью по ее щеке. — Я все время забываю, насколько мы разные. Забываю, что ты не ветер, а смертная девочка семнадцати лет. И ты лишена большинства недостатков своего племени, но не их предрассудков.
— Это так, — вздохнула она, пряча лицо у него на груди.
— Эви, я сказал, что не признаю человеческих рамок, кроме тех, что установишь ты сама. Стоит тебе приказать, и я не стану больше тебя целовать, и…
— Не буду я ничего приказывать, — по-прежнему не глядя на него, прошептала Эвинол. — Сам решай.
— Я уже давно все решил, — ветер коснулся губами ее волос. — Мы будем вместе навсегда.
— Навсегда, — отозвалась Эвинол, поднимая на него глаза. — Но как это возможно, Инослейв, если ты вечен, а я смертна? Наше «навсегда» продлится несколько десятков лет, а затем я постарею и умру.
— Нет! — с горячностью воскликнул ветер и опустился на землю так резко, что Эви слегка тряхнуло. — Я не допущу этого!
— Но что ты можешь противопоставить законам природы? — грустно спросила она.
— Силу своего желания. Я пока не знаю как, но я точно не дам тебе состариться и умереть. Я что-нибудь обязательно придумаю, не сомневайся. В конце концов, я уже совершил немыслимое, затащив тебя сюда.
Эвинол безумно хотелось ему верить, и она позволила себе это. Скорее всего, ее ждет разочарование, но оно придет не завтра. И вообще, если уж жизнь ее в последнее время переполнена чудесами, то почему бы не надеяться на еще одно? Она знала, что желает бессмертия не для себя и не из страха небытия. Сейчас ее заботило лишь одно: никогда не расставаться с ветром.
Инослейв улегся на вересковый ковер и притянул Эви к себе. Уютно устроив голову у него на плече, она наблюдала, как движутся облака, окрашенные закатными красками. Инослейв перебирал пряди ее волос, мурлыча под нос одну из ее мелодий.
— Так хорошо, — тихо проговорила она. — Вот бы это никогда не кончалось.
— И не кончится. Я останусь с тобой, пока ты этого хочешь.
— Так нельзя, — она вздохнула, не скрывая разочарования. — Ты нужен людям. Если я перестану тебя отпускать, что станет с Илирией?
— Значит, я стану проводить в мире людей ровно столько времени, сколько необходимо для их выживания — и ни минутой больше.
— Ты
Глава 20
Новая богиня
Айлен уже полчаса стоял перед портретом Эвинол и не мог заставить себя уйти. Он пришел в портретную галерею Райнаров, имея в виду довольно прагматичную цель. Гильдия живописцев подала прошение о возможности скопировать портрет королевы Эвинол, получив также право в последующем продавать изображения. Идея не очень вдохновила короля, но когда ему показали те портреты королевы, которые уже получили хождение в народе, он скрепя сердце согласился и даже лично проводил главу гильдии в портретную галерею.
Если уж народу пришла в голову блажь развешивать в домах портреты Эвинол Райнар, то пусть это хотя бы не будет нелепая отвратительная мазня. А то дойдет еще до того, что каждый крестьянин примется лично малевать углем на стене юную королеву, принесшую себя в жертву. Айлену претила всеобщая шумиха, раздутая вокруг его погибшей жены. Ему не хотелось делить Эви со всем светом. Она была его любовью и его болью, так зачем же жалкие людишки без устали треплют ее имя, пусть даже и воспевая?
Будь его воля, он бы запретил все это поклонение Эвинол. Поначалу он даже пытался бороться с зарождением нового культа. Но это оказалось еще более бессмысленным, чем прошлые попытки приструнить народ, требующий, чтобы королева принесла себя в жертву. Имя Эвинол звучало повсюду, а тысячи глоток не заткнешь при всем желании. На стенах домов стали появляться надписи, прославляющие королеву.
Айлен сам показывал обрывок серебряной цепи наиболее знатным и влиятельным из гостей. Жена герцога Балленского выразила желание иметь несколько звеньев этой цепи «в память о бесконечной отваге королевы и ее любви к своей стране». Король опрометчиво выполнил просьбу сиятельной дамы и тут же получил еще с дюжину таких же. В итоге почти всю цепь растащили на звенья, а колышек оставили на скале как свидетельство подвига Эвинол Райнар.
Вскоре выискался кузнец, выковавший злополучную цепь. Пройдоха был бесконечно горд собой и за несколько дней из простого ремесленника сделался почтенным мужем. Бравировал своим участием в этом гнусном деле и библиотекарь Гвиринта, у которого Эвинол, оказывается, спрашивала книги с легендами о ветрах. Айлен с удовольствием повесил бы обоих, но это вызвало бы непонимание не только среди простолюдинов, но и среди знати.
Аристократия с не меньшим рвением предалась создавать и укреплять культ юной королевы-избавительницы. Дамы старались во всем подражать Эвинол, вплоть до манеры одеваться и игры на скрипке. Мужчины сочиняли в ее честь баллады и сонеты, посвящали ей подвиги.
Порой, кроме досады на то, что тысячи людей присвоили себе его любимую женщину, он ощущал что-то вроде зависти и ревности к жене. Мертвую королеву обожали и воспевали, живому же королю не доставалось и десятой доли этой любви. И в этом крылась еще одна причина бесполезности борьбы с поклонением Эвинол. Начни он запрещать людям благоговеть перед королевой, это сочли бы неуважением к ее памяти и великой жертве. Айлен не собирался таким образом портить себе репутацию. Вот и приходилось в бездействии смотреть, как люди делают богиню из той, что он хотел видеть своей возлюбленной.