Нарисуй меня хорошим. Книга 2
Шрифт:
И тут Рэй сорвался.
— Я не твоя нянька, Вася! — злостно сказал он и швырнул мою сумку на землю. — Неужели так тяжело поверить мне?! Я как кретин, постоянно убеждаю тебя в чем-то! Прости, но я не твой песик. И если ты до сих пор сомневаешься во мне, то нам нечего ловить.
— Отлично! — сказала я как-то неуверенно.
На лице Рэя промелькнула тень.
— Значит, у тебя все так просто? Тебе легче отказаться от человека, чем переступить через свое детское упрямство? — он был крайне раздражен. —
— Может быть, в этом и проблема? — поддавшись эмоциям, выпалила я прежде, чем успела подумать. Но, слова было не вернуть. — Нет, я не это имела…
Рэй с презрением посмотрел на меня.
— Да пошла ты, — сказал он сквозь зубы, и пошагал прочь по трассе.
Сказать, что его слова ранили меня — ничего не сказать. Я смотрела вслед уходящего Рэя и глотала вырвавшиеся наружу слезы.
Как же сложно состроить какие-либо взаимоотношения… и как же легко их разрушить. Пуф. И тебя заваливает обломками собственной конструкции.
Я не совсем помню, когда подъехал автобус, но влетела в него пулей. Нашла свободное место, уселась и начала рыдать в сумку. Громко. Как ребёнок, которого лишили мамы. И на то была причина. Я облажалась. Сильно. Я обидела Рэя совсем незаслуженно и от этого, испытывала отвращение к самой себе. Рэй был прав, я не умею слушать. Просто не хочу этого делать. Я веду себя избалованно…
Но, всегда есть шанс все исправить…
Я судорожно достала телефон из кармана, при этом громко всхлипывая, и принялась искать номер Рэя. Нашла. Кнопка вызов. Гудки.
Пожалуйста, Рэй, возьми трубку…
Но ответа не поступило. И тогда я отправила смс.
Прости меня.
Автобус покинул пределы деревни, выехав на ровную трассу.
Ты мне дорог.
Я отправляю второе сообщение, а потом, откинувшись на кресло, долго смотрю в окно. Уже не плачу, но не выпускаю телефон из рук.
Боже, Рэй, прости меня.
Глава№ 11. Ваня
«Он убегал…в него стреляли люди…
Проваливаясь лапой в рыхлый снег,
Волк твердо знал: спасения не будет,
И зверя нет страшней, чем человек».
— Что ты наделал? — кричит бешеный отец, тряся перед моим лицом куском норковой шубы. — Зачем ты покромсал её, поганец?
Я чувствую, как трясутся мои коленки. Мне страшно. Но не могу понять, что именно я сделал не так.
Разъярённый отец с кулака бьет меня по плечу, отчего я улетаю в сервант. Большая часть посуды валиться на пол и разбивается на осколки.
— Отвечай, когда с тобой разговаривают! — он смотрит
Плечо ломит от боли, а на коже образовывается большой синяк.
— Папа, не надо, — молю я сквозь слезы. — Мне больно.
— Хватит ныть! — он подходит и смотрит на меня сверху вниз. — Тебе уже десять! В твои годы, пора бы отвечать за свои поступки!
Свернувшись на полу, я вздрагиваю от каждого взмаха его руки. На худощавой ноге порез от битого стекла, но отца не разжалобит пара капель крови.
— Почему ты испортил шубу, которую я хотел продать? — рычит он, едва держа себя в руках.
— Я…я не знал, — говорю я, захлебываясь в собственных рыданиях. — Я слышал, что ты хотел выкинуть все мамины вещи. Мне захотелось оставить себе кусочек на память. Всего кусочек, пап.
Отец меняется в лице. Он растерян, в самом плохом смысле этого слова.
— На память? — тихо переспрашивает он и смотрит на кусок меха сжатый в кулаке. — Хочешь к своей мамочке? Да? Скучаешь по ней?
Вопрос с подвохом, поэтому я лишь всхлипываю в ответ.
— Отвечай! — не выдерживает он, и я загибаюсь от мощного удара в живот. Воздуха не хватает. Я закрываю глаза, пытаясь перебороть боль, но стон непроизвольно вырывается из груди.
— Отвечай мне!
— Да, — хриплю я. — Я хочу к маме. Я скучаю по ней.
Я понимаю, что ответ неверный, но не решаюсь лгать.
— Она ведь бросила нас, сын.
Кажется, что отец говорит сквозь слезы, но я знаю, что им овладела ярость. Безумие.
— Она бросила нас. А ты все равно по ней скучаешь?
Я трясу головой и снова зажмуриваюсь. Мысленно прощу пощады. Плачу.
— Хорошо- хорошо, — бормочет он задыхаясь. — Ладно-ладно.
Слышу, как открывается бляшка на его армейском ремне. Вздрагиваю. Сейчас, будет больно.
— Значит, будем выбивать из тебя эту дурь…
Мое костлявое тело обжигают многочисленные удары ремня. Так больно, что я не сразу могу пискнуть. Все внутренности сжиматься, от неестественного ощущения.
— Мама! — кричу я первое, что вырываешься из груди.
— Мама? — злостно переспрашивает он и удары становиться внушительнее. — Мама?!
Внутренняя боль перемешивается с физической, и мне кажется, что я готов потерять сознание.
— Не надо, папа! Пожалуйста!
— Ещё хочешь? Хочешь к своей мамочке?
— Нет! Нет! — кричу я, прячась руками от ударов, но полностью укрыться не получается. Я чувствую, как по телу вздуваются длинные полосы.
— Еще любишь свою мамочку?
— Нет! Больше нет!
— Не слышу!
— Нет, Папа! Я ненавижу её! Ненавижу! — лгу я, чтобы эта агония прекратилась. — Я ненавижу свою маму!