Нарисуй мне дождь
Шрифт:
Жора достал пачку «Памира» и принялся разминать донельзя сплющенную сигарету. Я немного завидовал Жоре, особенно тому, с какой легкостью он ориентировался в запутанной структуре нашего общества. Быстрота мысли сочеталась у него с энциклопедической образованностью. Но больше всего меня впечатляла его способность к голографическому мышлению. По нескольким, на первый взгляд, малозначительным деталям, он в точности воссоздавал образ целого, налету схватывал квинтэссенцию вопроса, реконструируя ситуацию до мельчайших подробностей; и выдавая сверхметкие комментарии, ставил точный диагноз.
– Я не врач,
— Традиционный вопрос, мучивший философов еще со времен Аристотеля: «Насколько объективно человек воспринимает окружающий мир?», занимает и меня, — в задумчивости продолжил он. — Ведь один и тот же поступок можно назвать смелым, а можно, и наглым, а то и глупым. `A propos28, я отвлекся. Так, о чем я хотел сказать?
Стараясь сосредоточиться, Жора внимательно рассматривал окурок. Его основательно подзабрало, не зря мы переводили вино, он с трудом удерживает нить разговора.
— Е-есть, туше! Вспомнил, вот о чем, — он отчего-то горько улыбнулся и его лицо прорезали глубоки морщины. Я раньше не придавал значения, насколько он старше меня.
— Если беду не считать бедой, то она обидится и сама по себе уйдет. Так считал мудрый японский монах Кэнко-Хоси, и я с ним согласен. А у тебя и так все обошлось, и нечего об этом вспоминать.
Жора повертел в руках потухший окурок и не найдя, куда бы его деть, вынул из кармана полупустой коробок спичек и аккуратно уложил его туда. У него широкие запястья, признак физической силы.
— Смешные они, эти твои лизоблюды, — опять за рыбу гроши начинает Жора, а я, последовав его совету, уж было начал обо всем забывать. — Знатно ты их пробросил. Послушать тебя, ты мастерски блефуешь. Не пробовал себя в покере? Теперь они не будут тебя когтить. Некоторое время, пока не выяснят, кто на самом деле твой дядя. Тогда увидишь, как они возьмут тебя в переплет, и все будет печально, гнусно, жестоко, ужасно и, в придачу, паскудно.
— Ты, Егорий, уже нашел себе работу? — меняю предмет разговора я.
С каким трудом ему удается обеспечивать себе «продолжение жизни» я догадывался по его исхудалому лицу. При всей своей скитальческой неприхотливости, видно было, как он нуждается. А загадывать о том, что будет, когда они узнают, кто на самом деле мой дядя, сейчас не было желания.
— Боже упаси! Non possumus29. Какая может быть для меня работа? Ты же знаешь, я тяжело болею душой, бешено больной… Если быть точным, я болен всеми душевными болезнями и еще двумя, пока неизвестными медицинской науке. Коротко говоря, общая недостаточность… Такой пожизненный диагноз поставили мне наши мудрые эскулапы. В общем, они признали меня непригодным для жизни в этой стране, а вот справку о том, что мне показано жить в другой, не дали. Так что не будем о грустном, поговорим лучше о блядях. Как там поживает твоя бабушка?..
— Оставь
— Брось, я пошутил. Одначе, коли разговор зашел о прекрасном то, что может быть привлекательнее роскошного женского зада? Ладно, проехали. Нет, погоди, о чем бишь я хотел тебе сказать? Как раз одна мысль в голову пришла. Ан, нет, пролетела навылет…
– На то в мозгу бывают извилины, чтобы мысли не пролетали навылет… - не дождавшись очередного перла, съязвил я.
– Нет, е-е-сть! Вот она!
– Жора удержал-таки свою перелетную мысль, - Я отвечу тебе словами классической японской танки:
– Дошло?..
– и Жора многозначительно покрутил могучей шеей, как боксер перед выходом на ринг, его позвонки громко хрустнули.
Рекомендуя буддийскую выдержку, сам Жора легко шел на конфликт. Обладая незаурядным щедрым умом, он нетерпимо относился к проявлениям человеческой глупости, а более того, - к грубости. Резкое слово могло легко задеть его за живое. Я уже был свидетелем его буйного характера. У него отсутствовало то, что называется: согласный союз нрава и ума, сердца и думки, он был вспыльчив, за словом в ответ, в карман не лез, и готов был не только к словесной пикировке.
– Никогда не спрашивай меня о работе! Убил бы того, кто выдумал для нас эту кабалу! — с сердцем сказал он. — Работа должна быть в радость, а не в силу необходимости, а то и в наказание. На х… упал этот рабский труд?! Гнуть спину за копейки на благо этих зажравшихся «слуг народа», этих лопающихся седалищ, которых их холуи возят на черных «Волгах»? Да не бывать тому никогда! Тот, кто вступил в орден Вагантов — бродяг и вечных студентов, скорее сдохнет, чем унизит себя работой за презренный кусок хлеба. Ведь не хлебом единым…
У меня в голове зрела шутка, но задумавшись над услышанном, я, как перед этим и Жора, позабыл ее соль. Нет, не зря мы переводили вино, и я ограничился тем, что добавил:
— А кое-чем и покрепче, в виде aqua vitae30.
И мы оба смеемся, и этот смех дарит нам ощущение счастья. Прав был школьник из «Доживем до понедельника», счастье, — когда рядом есть человек, который тебя понимает. Понять человека и быть понятым другим, разве это не счастье?
Глава 9
Завтра я встречаюсь с Ли.
Мы договорились пойти в кино, смотреть французскую кинокомедию с Луи де Фюнесом. Один и тот же отечественный фильм неделями демонстрируется во всех кинотеатрах города. Посмотришь один раз, и смотреть больше нечего. Разве что, пойти на тот же фильм еще раз, но такого желания ни разу не возникало, у меня, по крайней мере. Иностранные кинофильмы лишь изредка появлялись на экранах наших кинотеатров, французская кинокомедия, это целое событие в культурной жизни города.