Нарисуй мне дождь
Шрифт:
— А чого ж ты дивчынку не вгостыв котлеткою, вона ж тэбэ конхфеткою вгощала? — со смехом, спросила у него мать, отрывая ногу у курицы.
Я сначала не понял, чего ее так разбирает, но через минуту, когда он наконец пережевал и проглотил то, что так усердно жевал, все стало ясно. Мать хорошо знала своего выкормыша и воспитывала его в лучших украинских традициях.
— Ни, нэ дам! Конхвета — то дурныця, а котлетка, цэ ж дило, нэю и поснидаты можна, — не по годам рассудительно ответил он, с неприязнью поглядывая на девочку.
Малолетний куркуль все же дожевал свою котлетку и набычившись, уставился в окно на проплывавшие мимо поля Украины. «Чыя цэ земля?
– Калытчына!», - вспомнился мне его прародитель мироед.
Наш состав
– Бабунь! Ну, бабуня, расскажи мне сказку.
– Ладно, слухай. Жили-были в одной голове мысли, и у каждой из них была отдельная конура. Нет, не конура, а клетушка… Не-е, и не клетушка, а такая маленькая полочка, от примерно, как тут у нас в вагоне. Да, и все в той голове вроде было в порядке, все разложено по полочкам. Только однажды одна из тех мыслей, заскучала от этого порядка, а потом заболела, умерла и сдохла, а после, завонялась, как дохлая кошка… Ну, а тогда остальные мысли, в той дурной голове, все повально взбесились. Больше всего от того пострадала голова, ее разорвало на куски к чертям собачьим! И так на всю оставшуюся жизнь… От и я тебе говорю: не жри не мытые яблоки, а то будет дрысня!
Дома мне все было немило.
За те пять месяцев, что я отсутствовал, здесь все переменилось. У матери появилось неизменно печальное выражение глаз. Она внимательно вглядывалась в меня, думая о чем-то невыразимо грустном и ни о чем не спрашивала. Осунулся и постарел отец. Из-за прибавившейся седины, он стал весь серебряным. Обветшала и состарилась домашняя обстановка. На потолке в моей комнате разбежалось множество мелких трещин. Пожелтела и облупилась краска на высоких филенчатых дверях гостиной. У двух стульев, на которые я попытался сесть, вероломно подкашивались ножки. В былые времена я бы с радостью взялся и за пару дней привел бы все в порядок, но не сейчас. У меня совершенно отсутствовало желание что-либо делать. Меня не трогали, не брали за душу эти мелкие, - эти ужасные разрушения, нанесенные безжалостным временем. Я ходил по комнатам, и не находил себе места. Мне казалось, что все в доме сделалось каким-то маленьким, будто стены сдвинулись навстречу друг другу и комнаты стали меньше, даже потолок стал ниже.
С друзьями в первый день встретиться не удалось, все куда-то разбрелись, у каждого была своя жизнь: кто не вернулся с работы или с занятий, а некоторые, вообще ушли в плавание за дальние моря. Вечером, чтобы как-то скоротать время, я отправился в центр. В недвижимом воздухе медленно опускался крупный разлапистый снег и таял, едва коснувшись асфальта, превращаясь в масляно чернеющую грязь. Не так же само все лучшее, что есть в человеческих отношениях, соприкоснувшись с реалиями жизни, из белого снега превращается в грязь под ногами. Декадентские ассоциации, и не менее упадочная их интерпретация. Прохожих было мало, знакомых не было совсем. И уже не уныние, а тяжелые лапы отчаяния обнимали меня.
Ледяные натоптыши, покрывавшие асфальт, подтаяли и стали скользкими. Поскользнувшись на одном из них, я едва не упал. Сплясав на грани падения, я устоял на ногах. Исполненные антраша слегка меня взбодрили, а может и согрели. По крайней мере, у меня появился интерес к окружающему. Невдалеке, у сквера имени Карла Маркса, светилась красная неоновая вывеска «Перлина»42. Это новый бар, его открыли в старом овощехранилище. О нем мне рассказывали друзья прошлой осенью в мой последний приезд домой. Говорили, что сейчас это одно из популярных мест отдыха херсонской молодежи, но побывать в нем в тот раз мне не довелось. Пришло время исправить это досадное упущение.
По двум десяткам крутых ступенек я спустился глубоко под землю и миновав важного, чуть ли не в генеральской форме швейцара,
Из «овощей» в этом баре-хранилище, кроме меня, был еще парень с девушкой, они без устали тискали друг друга в темном углу погреба. Еще там было два сонных официанта, они молча сидели за одним из столов и осовело пялились друг на друга. Идти дальше было некуда, разве что вернуться домой, и я остался. В меню, кроме «Лимонного» ликера, водки и кубинского рома «Негро» ничего не было. Я никогда раньше не пил ром, но знал что это излюбленный пиратский напиток. В знак солидарности с кланом пиратов я заказал ром «Негро». Не зная его крепость, взял целую бутылку и, разумеется, закуску. Из закусок здесь был только соленый миндаль.
Примерно через час официант принес миндаль в очаровательной керамической тарелке, с выписанными цветной глазурью несуществующими на нашей планете цветами. При всей своей занятости официант нашел время надолго остановиться у стены подвала, и внимательно разглядывая, перетрогать с десяток сучков на струганных досках, а затем прогулочной походкой отправился на поиски рома. Его феноменальная медлительность меня не раздражала, спешить было некуда, домой идти не хотелось. Когда я съел весь миндаль, появился официант, его радости не было границ, он все-таки отыскал ром «Негро». Хотя у меня появилась мысль, что бутылка не выдержала и сама нашлась… А когда и этого оказалось мало, ей пришлось самой прыгнуть ему в руки, тут уж ему ничего не оставалось делать, как ее мне принести. В меню была указана только цена бутылки, а бутылка оказалась без малого литр, крепостью же ром не уступал нашей водке. Я хотел немного выпить и уйти, но человек предполагает, а бог… - он, делает по-своему.
В тот нескончаемый для меня вечер я выпил всю бутылку. Поначалу ром шел туго, акту проглатывания мешал сильный привкус раздавленных клопов, со временем процесс пошел легче. Уже поздней ночью на эстрадный подиум взобралось трое исполнителей: пианист, контрабасист и саксофонист. Чинно рассевшись на табуретках и обхватив свои инструменты, они погрузились в горестное оцепенение. Таким деликатным способом они призывали присутствующих заказывать им музыку. В погреб забрело еще несколько полуночных шатунов, но все они были парами, поговорить было не с кем. Если бы не кубинец «Негро», впору было б завыть от веселья.
Но тут ко мне за стол подсел такой же, как и я одинокий посетитель, которого так же, как и меня, сегодня не тянуло домой. От рома он наотрез отказался, ссылаясь на то, что его организм не принимает «Таракановки». Я же, употребив свое красноречие, убеждал его в том, что это совершенно другой напиток. Не вонючая «Таракановка», колдовское снадобье, настоянное на беспардонно оторванных лапках ни в чем не повинных тараканов, а «Таракановна» — благородный кубинский напиток, названный так в честь известной княжны Елизаветы Таракановой. При этом я воочию, не жалея живота своего демонстрировал ему, что ром «Негро» съедобный. Невзирая на мои старания, он упрямо стоял на своем, мой личный пример не произвел на него должного впечатления, очевидно относительно рома «Негро» он уже имел свой собственный опыт.
Переубедить его мне не удалось, он пил свою прозрачную водку, а я, приготовленную из оторванных членов членистоногих «Таракановну» и мы оба хохотали до упаду от этого нового названия. Посетителей не прибавилось, оставалось одно развлечение, - пить. Зато, когда я со своим новым знакомым начали танцевать только что изобретенный мною танец под названием «Медведь», смотреть на нас прибежал даже швейцар, который в своем расшитом золотыми позументами мундире был едва ли ни генерал, а выздоровевший от летаргии официант по первому моему намеку молниеносно выписал счет.