Нарисую любовь
Шрифт:
Идти оказалось легко, толпа просто несла ее на Дворцовую, потом к метро, станция переход, канал Грибоедова. Побродив по скверу перед Казанским собором, послушав скрипача на углу, Марта взглянула на часы и решила, что уже вполне можно появиться в магазине и сверившись с картой отправилась на Моховую.
Магазин нашелся быстро. Он располагался в цокольном этаже длинного старого здания. Уютные зеленые «маркизы» прикрывали окна, тяжелая дверь радовала глаз начищенной бронзовой ручкой. Пока Марта рассматривала свое приобретение снаружи, вдруг пошел легкий дождь, который в минуту усилился
Внутри оказалось еще уютнее: знакомый запах красок, скипидара, лака, старых книг, картин и мебели. Лавка была некой смесью между магазином для художников, арт-галереей и художественным салоном. Вдоль стен стояли невысокие шкафы, забитые книгами по искусству, поверх шкафов стояли статуэтки, шкатулки с ручной росписью, коробки с кистями и пастами. Центральную часть магазина перегораживал прилавок, а за ним до самого потолка располагались ячейки, заполненные товаром для художников: красками, кистями, рулонами холста, бумаги и картона.
Марта неторопливо обошла магазин, отмечая аккуратные ценники, красивое и удобное заполнение пространства, а еще скромную ненавязчивость продавца, который бросал на нее взгляды, но не подходил и не мешал. Так потихонечку она добралась до арки, которая возвышалась над торговым залом на пару ступенек. Возле дверного проема висела табличка: «Галерея работ художника…» Увидев фамилию Сержа Марта на миг замерла, борясь со слезами, а потом решительно шагнула вперед, даже не представляя, что ее ждет.
Он много писал, и не всегда показывал ей свои работы, порой нарочито прятал, играя в игру, дожидаясь ее восхищения, или гнева, так что он оставил здесь? Для нее?
Первая небольшая картина в узкой раме оказалась вовсе не картиной, а посвящением: «Тебе, моей музе, помощнице, свету темных дней». И все. И смешение тонких линий, и закорючка, которой он завершал свою подпись. А дальше… Дальше был портрет. Ее портрет. Марта всегда удивлялась, почему Серж не писал ее? Никогда, даже набросков не делала, а оказалось — писал.
Она с удивлением рассматривала восхищенное лицо девушки, почти девочки, волосы уже стянуты в узел, но еще непокорно ершатся, черная водолазка подчеркивает бледную «зимнюю» кожу, острые локти торчат, рядом на тусклом зеленом фоне, кувшин с цветком, да она вспомнила, этот кувшин Серж писал, когда она впервые пришла к нему в мастерскую, пытался передать матовый блеск белой глины, а оказывается писал не только кувшин…
Следующий портрет, похоже написан через год, да вот и чуть смазанная дата. Пастель, теплые оранжево-розовые оттенки, хмельной взгляд, она даже вспомнила это платье, индийский хлопок, подруга привезла из поездки, и она пришла в нем на вечеринку в доме художников. Они тогда здорово повеселились, много танцевали, пили кислое белое вино, заедая крупным желтоватым виноградом. Вино тут было, тот же невесомый бокал, и виноград свешивался из тяжелой серебряной вазы.
Еще год, скучный синий костюм: узкая юбка, белая блузка, алая папка, она заканчивала учебу, много ездила, писала диплом, утомленный взгляд и карандаш за ухом присутствуют.
Еще год, она обвыклась, перестала воспринимать мир через
А на этой картине неожиданно была зима. Марта вспомнила, она тогда заболела, так сильно, что не пришла на работу даже в маске, Серж перепугался и явился к ней сам, а потом, когда поправилась, отправил к солнцу. Первый отпуск. А на портрете зима. Мягкая шапочка из чернобурки, белый шарф, тонкий морозный узор на стекле и вязь березовых веток, она здесь снова другая, но трудно сказать в чем различие.
В этом году она устроила выставку в Манеже, а здесь был безумный год увлечения лофтами, квартирниками и арт-галереями в кривых переулках. Это кажется год расставания, тогда ушел Дим, крикнув на прощание что-то острое и злое про юных дур и старых маразматиков. Здесь у нее очень насмешливый взгляд и сломанная стрела под рукой. Да, символично.
Марта дошла до конца коридора-галереи, вглядываясь в свое собственное лицо. Пятнадцать лет, пятнадцать портретов, о, нет, шестнадцать! Последний портрет был практически только наброском: крупные мазки подмалевка, фон намечен несколькими цветными пятнами, выражение лица не видно за полями шляпки, и все же это снова была она, в том самом сарафане, украшенном синими брызгами, на фоне моря и гранитной набережной. Незаконченный портрет. Прощание маэстро.
Девушка всхлипнула, потянулась к стеклу, погладить мазки, потом убрала руку и всмотрелась: что же хотел сказать ей Серж? Она провела в галерее уже больше часа и к середине экспозиции начала понимать, что каждая картина — послание ей. Вот ты была такая, а стала такой, я видел тебя хрупким жеребенком и строгой дамой, и конченой стервой с алой помадой на фильтре сигареты, какую сторону он увидел здесь?
Постояв некоторое время, Марта опомнилась, повернулась, еще раз прошла мимо своих лиц, почти не видя спустилась по ступенькам, остановилась, собираясь пропустить покупателя, и выйти на улицу и не смогла. За окном все еще лил дождь! Или он начался снова, пока она изучала галерею? Мужчина за прилавком кашлянул, привлекая ее внимание:
— Сударыня, хотите кофе?
На угловой тумбе стояла кофе-машина.
— С удовольствием! — девушка подошла ближе и получила керамическую чашку с восхитительно пахнущим напитком.
Первый глоток смыл слезы, второй согрел сердце, а третий заставил увидеть во всей ситуации кое-что приятное: теперь она свободна! Не будет кислого лица Ирины и злого лица ее сына, нет больше нужды прислушиваться к телефону даже ночью — вдруг позвонит? Вдруг позовет в мастерскую, и потребует читать вслух Младшую Эдду, для вдохновения? Теперь она может просто стоять у прилавка собственного магазинчика, пить кофе, лениво скользить взглядом по рулонам бумаги и пачкам угля…
За спиной нежно тренькнула подвеска, ворвался шум и запах дождя, а затем уверенный голос произнес: