Нарисую себе счастье
Шрифт:
– С этого утра – он самый. Парень ты толковый, старательный. Будешь мои поручения выполнять.
– А эскизы как же? – расстроилась я.
– Не переживай, я тебе продыху не дам. И рисовать успеешь тоже.
Я кивнула неуверенно, размышляя, что Большеград знаю скверно, а с людьми чужими и вовсе разговаривать не слишком умею. Это я к Казимиру Федотовичу быстро привыкла, потому как он человек незлобливый, ко всем с терпением, а в Университет ехать… Ну что ж, со мною Ермол будет, чай не заблужусь.
– Вот тебе деньги на расходы и еда в дорогу. Если не успеешь – в городе переночуй, –
– А лошадь, стало быть, можно? – фыркнула я. – Не серчайте, я шучу. Все сделаю в лучшем виде.
– По деньгам потом жду строгий отчет.
– Обижаете, Казимир Федотович! – надулась я. – Я не вор!
– Деньги счет любят, Маруш, запомни это, иначе так и будешь до конца дней отцовские ботинки донашивать.
Я кивнула: что есть, то есть. В этом, Хозяин, конечно, прав. Подхватила каравай хлеба, горшок со сметаной да половинку вчерашней жареной курицы и поскакала во двор Ермола ждать.
Доехали быстро. Я даже выспаться в дороге не успела. С матушкой все было хорошо, травы Ильян заварил вовремя. Мне родные обрадовались, признавшись, что встревожились не на шутку, когда я ночевать не пришла. Сказали, что Ильян уж на фабрику бежать собирался меня искать. Я объяснила, что теперь частенько пропадать буду. Хозяин мне доверяет письма разносить и прочие важные поручения выполнять. Все лучше, чем в мастерской красками дышать.
Братец тут же заявил, что и он мог бы – делов-то, конверты в почтовый ящик бросать, но я строго напомнила, что он еще мал. Его дела – избу вымыть и щели под окнами соломою заткнуть, вернусь – проверю. А коли ему скучно, так можно порося завести или курей. Тогда точно времени на нытье глупое не останется. Ильян тут же пропал. Вот был мальчишка – и нет его! Чудо великое сие есть!
На самом деле ему хотя бы было куда сбежать. Он дружил с местными мальчишками, то на рыбалку, то в лес с ними ходил, то яблоки воровать. Я вот с деревенскими сдружиться не смогла. Во-первых, девки тут неграмотные, но дюже болтливые. И разговоры у них только о парнях да о скотине. Мне скучно с ними. А во-вторых, только разговорами дело не оканчивается. Эти самые парни вечно крутятся рядом, норовят за косу дернуть да к забору прижать. Мне такое без надобности. Одного такого я поленом приложила еще при живом отце, а отец, узнав, добавил. С тех пор меня перестали на гулянки и посиделки звать, а я и радовалась. Матушка, кажется, раньше беседы с соседями вела, но в день, когда отец погиб, в ней что-то погасло.
Впрочем, и отцовы соработники мигом про нас позабыли. Никто нам не помогал, считая чужаками пришлыми. Ах нет, избу выкупить хотели, уверенные, что мы, белоручки, в город вернемся. Мы бы и вернулись, матушка, когда немного в себя пришла, стала свою родню поминать. Да только заболела потом…
Словом, деревенских я не любила. Но за звонкую монету тетка Марфа приносила теперь молоко, яйца, а когда и горшок с супом.
Я поцеловала в лоб матушку, гостинцы на стол выложила (курицу жареную, сметану да половинку каравая) и дальше поехала.
Вот такая жизнь мне
Например, как же славно, что мне велено к Пиляеву заехать! Заодно попрошу, чтобы он матушку еще раз поглядел. Да и травы у меня заканчивались.
Мэтра мы нашли не сразу, дом его был пуст. Поспрашивали у соседей, узнали, что обедает доктор в “Хромом петухе”, туда и отправились. Пока ждали, успели и перекусить, и в новую прачечную забежать. Мне молодая хозяйка рубаху почистила и портки, и я мигом ощутила, что выгляжу почти приличным человеком. Еще я успела матери с братом пряников медовых купить, а там и доктор появился. Мне он, кажется, даже обрадовался, настоял, чтобы я с ним пообедала, долго спрашивал о здоровье матушки и остался доволен.
Какой приятный человек этот доктор! Вот бы все мои знакомцы такими добрыми были!
Получив от мэтра Пиляева два мешочка с травами, я велела Ермолу ехать к зданию почты. Вот там случилась неувязка. Письма мои, оказывается, не были оплачены, а денег на все у меня не хватило. Мне же еще ботинки купить велено! Я долго ругалась с тамошним начальником, напоминая, что Долохов – господин солидный и обманывать не будет, нет ему в том прибытка, один позор. Отправьте ему счет и всего делов! Он в банке вам потом чек выпишет.
Я не очень хорошо знала, как работает банковская система, разве что из газет да подслушанных разговоров, но, кажется, сказала все правильно, потому что недовольный начальник почтамта письма таки принял.
А дальше было совсем просто. Быстро заехали в первую же обувную лавку, купили ботинки из козлиной кожи. Ножка у меня в них была до безобразия маленькая. Наверное, стоило взять на два размера больше, но я представила, как глупо будут выглядеть мои объяснения и не стала заморачиваться. Старые ботинки мне завернули в бумагу, они еще для брата сгодятся. Подумаешь – пара дыр и носки сбитые! К сапожнику снесу, он зашьет. Ильян до снега пусть и носит.
– Далеко ли до Университета, Ермол? – спросила я, закидывая сверток под сиденье. – Успеем нынче вернуться?
– Успеем, Маруш. А ты молодец, шустрый, и за словом в карман не лезешь. Я бы с начальником почтапта и спорить не посмел, обратно бы письма привез.
Я хмыкнула польщенно, а кучер продолжал с легкою тоскою:
– Родители тебя очень любили, да?
– Ну да, – растерялась я. – А как иначе? Батюшка меня на руках носил и ни в чем мне не отказывал. Да и мама у меня нежная и добрая.
– А я сирота. В приюте рос. Там нас учили только слушаться и молчать.
– А как же ты к Долоховым попал?
– По дурости молодецкой, – усмехнулся Ермол. – Смешная история. Работал извозчиком, влюбился в девушку, в Устю. Но она горничной госпожи Олены была, я даже смотреть не смел в ее сторону. В те времена Долоховы часто в Большеград приезжали, в “Черной розе” всегда останавливались. Я весь день у гостиницы торчал только чтобы ее увидеть. Только я их и возил по городу. Они уж привыкли, ждали меня.