Нарисую себе сына
Шрифт:
— По-нятно, — протянул блюститель. — Морская татуировка… Ваша светлость? — и снова скосился на штору. — Мы уходим… Мессир Вагриус, лестницу от перил можете убирать… А вы надолго в Виладжо?
— В столице? — вот это вопрос так вопрос… Я обвела тоскливым взглядом освещенное сейчас множеством канделябров «побоище». Остановила его на спинах, беседующих у кровати сэра Клементе и Киприуса Виста и… — Не знаю еще. Очень надеюсь, что нет.
— Понятно. Я оставлю здесь, в гостинице, двух
— О, это надо же. В самом центре столицы. Ваша светлость, я горничных зашлю здесь прибрать?
— Да, мессир Вагриус. Но, чуть позже.
— Хорошо. И впервые в моем заведении. Чтоб такое. И…
— Сэр Клементе?
— Да, донна Зоя?.. Уважаемый магистр принял нужные меры — зарастил ткани вокруг раны. Я сверху наложил повязку. Однако потеряно много крови и нужен глубокий покой.
— Угу.
— Зоя, дитя мое, я ведь не лекарь, но сделал все, что мог.
— Я знаю, но, кроме вас, ни одному магу больше не доверяю. И спасибо. Вам, наверное, уже пора?
— О, завтра лекция, но, если надо…
— Нет. Идите.
— Хорошо. Я к вам загляну сразу из академии. И… — уже от двери. — Зоя, я очень рад.
— Чему, сэр Киприус?
— Тому, что вы… да, просто, вас видеть.
— А-а. Я — тоже.
— До завтра, дитя мое.
— Сэр Клементе, и вы можете…
— А я лучше останусь. До утра.
— Угу. Тогда, в комнате напротив. Там и прилягте.
— А вы?
— А я тут посижу… Идите, сэр Клементе и — большое спасибо. Нам повезло, что вы здесь.
— О, благодарите сэра Юрия и его… Да… Ну, я тогда, пожалуй вас… — и тоже тихо ушел. Закрыв за собой плотно дверь…
— Виторио?.. Ты спишь, — и, наконец, присела с ним рядом. На самый краешек. В полной тишине. — Любимый… Как же я испугалась. И как же я… соскучилась по тебе. И по твоему запаху. Во много раз больше, чем испугалась. Но, в моей голове не укладывается: как можно быть таким «моим» и таким твердо…
— Зоя. Я не сплю. Я все… слышу, — с сонной ухмылкой разомкнул он глаза.
— Ах, так?.. Ну, это и к лучшему.
— Конечно, «к лучшему», — вздохнув, согласился мужчина. — Надо принимать меры.
— Какие меры?
— Я узнал одного из них. Да и ты подтвердила.
— Когда?
— Татуировка, Зоя. Это — не трезубец. Точнее, он, но в форме буквы «Ш». «Шорох».
— А ему-то что от меня надо?
— Ему надо «от меня». И я сильно опасаюсь… — скривясь, приподнял он левую руку. — Что, через тебя. И что он для этой цели сошелся с двумя, небезызвестными нам дамами.
— Монной Фелисой и Сусанной?
— Ага… Надо
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас? — сосредоточенно глянул на меня Виторио. — Нет. До утра, пожалуй, потерпит. А прямо сейчас… — и откинул в сторону свою правую руку. — Ваша светлость, вы не откажете в чести составить компанию раненому?.. Зоя, иди ко мне. И хватит на сегодня разборок.
— А это тебе не навредит?
— Нет. Это лишь поможет. Да мы с тобой просто рядом… уснем.
— Угу, — громко вздохнув, хлопнула я предательски намокшими глазами…
— Зоя?
— Да?..
— Я тебя люблю.
Мама моя… И какое же это… счастье…
Судя по гулкому чириканью воробьев и бодрому лошадиному перестуку, утро дня следующего — наступило. И я, потянувшись, открыла глаза. Балдахиновый полог в полосочку приветственно всколыхнулся. Значит, еще и окно открыто. А может, балкон…
— … ох-ох… Ну, надо же… Раньше — никогда.
— Мессир Вагриус, к вам по поводу…
— Ага-ага, иду… Сантимо, вон там — следы на клумбе и тут еще бордюрчик подправь.
— Мессир…
— Да, иду я… нет, ну, надо же… В приличное место. К приличным людям… иду… — потом опять кто-то проехал по мостовой. И временное, не считая воробьев, затишье.
— Нас здесь по-прежнему считают «приличными людьми». И это не может не удивлять.
— Ох, мой мальчик, в подобных заведениях подобная же характеристика главным пунктом содержит: «Оплата вовремя плюс щедро посыпать сверху».
— Думаете, магистр, обольщаться не стоит? — хмыкнули вблизи задернутого наглухо балдахина. В ответ послышался, не тише уличного, перестук ложки по стенкам чашки:
— Думаю, здешний хозяин вашей «ярко расцвеченной парой», как вывеской над входом, сделает неплохой доход. К тому ж, он — человек, вроде как, тоже «приличный».
— И его характеристика начинается с: «В нужных местах глохнет и слепнет».
— Совершенно верно, мой мальчик, — и двое собеседников обменялись новыми сдержанными смешками. — А Зоя?
— Что именно, «Зоя»?
— Сильно из-за всего этого испугалась?
— Испугалась?.. — задумался мой любимый. — Надеюсь, что, нет, — я же, откинувшись на спину, вдруг, вспомнила свои собственные ночные умозаключения. И эмоции, волнующие меня гораздо больше визитеров с ножом. Точнее, их, этих эмоций, долгое и томительное отсутствие. — Доброе утро, Зоя.
— О, дитя мое… Она проснулась?
— Да… Сопеть уже перестала.
— А я во сне не соплю! Доброе утро, мессиры!
— Зоя, давайте к нам пить чай! Ваш лекарь уже уехал. А я вот — задержался… Зоя?