Наркомент
Шрифт:
– Нет, – признался я. – При чем здесь этот проклятый героин?! – Меня буквально затрясло, когда я услышал это ненавистное слово, с которым было связано все самое плохое в моей жизни. Оказывается, убийственные сюрпризы, подготовленные мне этим дьявольским зельем, еще не закончились. Я уже знал, что сейчас услышу что-то плохое, возможно, самую скверную из всех последних новостей.
– Объясняю. – Лицо Марины ожесточилось. – По виду порошки абсолютно похожи, но действие у них разное. Помнишь «Криминальное чтиво»? Там одна стервозная дрянь, типа Верки, случайно
Я прислушался к перестуку своего сердца и мне показалось, что его ритм постепенно замедляется, точно его сковывает холодом.
– Почему? – спросил я. – Почему ты не остановила ее, видя, в каком она состоянии?
– Я ей не нянька! – прошипела Марина, и в этот момент мне стало ясно, что она попросту подсунула очумелой девчонке смертоносный пакетик и выставила ее за порог, отлично сознавая, чем это закончится.
– Как же ты будешь жить с этим? – поинтересовался я тихо.
– Как все! – злобно выкрикнула Марина. – И уж, конечно, лучше тебя.
– Тогда желаю удачи, – сказал я. И добавил: – Задоржевская Марина Ивановна.
Шагая к выходу, я уговаривал себя ни за что не оглядываться, если она меня вдруг окликнет. Она не окликнула. Так что те, кто считает женщин более сентиментальными, чем мужчины, просто ни черта не смыслят в жизни!
5
Издали здание травматологической клиники с ее лепными колоннами, стрельчатыми окнами, порталами и лепными ликами медицинских светил вдоль карниза здорово смахивало на дворец. В одной из его высоких палат возлежал на подушках его милость Воропайло. Я, совершенно вымотанный и раздавленный, брел к нему на поклон. Тошно мне было от сознания этого. Но и пройти мимо я не мог. Путь в больницу был единственным, который не вел в тупик.
Он встретил меня приветливо, источая радушие и запах медикаментов. Бинтов на нем поубавилось, капельница в палате отсутствовала, пепельница была полна окурков. Все говорило о том, что Пашино здоровье идет на поправку.
– Хорошо, что ты заглянул, – сказал он, словно могло случиться иначе. – Результат твоих утренних похождений мне уже известен, а подробности можешь оставить при себе. И теперь настало время определить твою дальнейшую судьбу, верно?
– Пожалуй, – согласился я, стараясь сохранить позу человека, свободного в своих поступках и решениях.
– Я тут как раз дельце твое изучаю, попросил ребят принести в виде исключения, – сообщил Паша с таким сияющим выражением лица, словно рассчитывал порадовать меня этим известием. – Вот оно, на тумбочке лежит. Уже за сто страниц перевалило. Прямо какой-то триллер, честное слово. А концовочка вырисовывается для тебя крайне хреновая. Хочешь узнать, какая?
– Говори, – угрюмо предложил я, не ожидая услышать ничего обнадеживающего.
Неожиданно Воропайло широко улыбнулся, прямо-таки весь просиял своим круглым лицом. Короче, заулыбался он приветливо
– А не хотел бы ты, Игорь, пожить лет пять в российской глубинке? Представь себе: тихая речушка с непуганой рыбой, сосновый бор, в котором не переводятся грибы, по соседству пасека, над которой гудят пчелы. Благодать! Согласился бы ты после всех своих злоключений поселиться в какой-нибудь деревушке? С чистыми паспортом и совестью, при небольших, но зато честно заработанных деньгах?
Мой ответ был незамедлительным и, конечно же, утвердительным. Что вызвало бурную смешливую реакцию Воропайло.
– Я бы тоже хотел, – простонал он, изнемогая от хохота, который, по-видимому, болезненно бередил его раны. Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Уставившись на меня круглыми выпуклыми глазами, Воропайло произнес уже без тени улыбки: – Хотел бы в рай, да грехи не пускают. Слышал такую поговорку?
– Слышал, – согласился я, чувствуя себя так, словно на меня вылили ушат холодной воды. – А тебе знакома поговорка про то, что как аукнется, так и откликнется?
– Ты угрожать пришел?
– Я пришел попрощаться, – ответил я, неожиданно поняв, что от этого человека не в праве принимать никаких подачек, даже если это дар под названием Жизнь.
– Неужели?
Сделав вид, что я не замечаю неприкрытого сарказма, прозвучавшего в голосе Воропайло, я сухо напомнил:
– Помнишь, я предлагал взять все заботы о Светке на себя? Это остается в силе. Если…
– О ней будет кому позаботиться, – оборвал меня Воропайло. – Все идет к тому, что из одной больницы она попадет прямиком в другую, которая называется психиатрической лечебницей. Шок, нервный срыв, депрессия. Я тут консультировался с одним знакомым специалистом. – Воропайло причмокнул губами, как бы от огорчения, и притворно вздохнул: – Есть мнение, что Светка уже никогда не вернется к нормальной, полноценной жизни. Проведет в психушке остаток своей жизни.
За окном палаты сыто урчали и перетаптывались на подоконнике сизые голуби, то и дело поворачивая свои изящные головки так, чтобы лучше видеть нас, двух заклятых врагов, которым надоело изображать приятельские отношения. Не отрывая от них взгляда, я спросил совершенно безразличным тоном:
– А куда определить мою дочь, ты тоже успел придумать? Она хоть и при руках, но тоже будет тебе лишней обузой. Может быть, интернат? Или детский приют, чтобы уж наверняка?
– Разберусь, – глумливо пообещал Воропайло.
Пока я, как последний идиот, разыгрывал из себя неумолимого мстителя, он отлеживался в больничке и, наверное, строил планы, как бы повыгоднее продать героин. А теперь с издевкой смотрел на меня и даже не прятал глаза.
– Убить бы тебя, Паша, – задумчиво произнес я. – Взять и раздавить, как гадину.
– Попробуй! – в его руке, вынырнувшей из-под подушки, лязгнул передернутым затвором пистолет.
Я, делая вид, что не замечаю ни реплики, ни оружия, направленного на меня, продолжал размышлять вслух: