Наркомэр
Шрифт:
Они выпили и принялись закусывать салатом из огурцов и помидоров, заправленных сметаной.
— А Мишка чо не идет с нами?
— Обойдется твой крестничек. Пусть сидит теперь. За шкафом. И книжки читает. Всю он мне кровь испортил. Он ведь рассказал, как было дело. Шашкой чуть не зарубил мужик, но пожалел. А ведь я говорил… Разве же мы плохому научим, родители? Пусть сидит теперь… Давай, кум, еще по одной.
Они вновь выпили и слегка закусили.
— У меня здесь еще есть. За газовой плитой стоит… Давай, Андреич… Потом мы с кумой проводим тебя. Чтобы кума не ругалась.
— Вот именно…
— Посидим, вспомним службу. Помнишь, как выходили из окружения, а «духи» поджаривали нас? Никогда я такого не забуду. Даже ночами снится. Удивляюсь: столько времени прошло, а забыть не могу. Помнишь, замкомвзвода заменил убитого командира и повел взвод в обход? Лежать бы нам всем там…
— Жаль,
Глава 14
Следователь по особо важным делам Синицын ничего не упускал из внимания. Дело, побывавшее на контроле у вышестоящего руководителя, вернулось к нему в том же виде, однако перед этим его «расшивали». Это абсолютно точно: нитка завязана другим узлом. Синицын так не завязывает. Кому и для чего это понадобилось? Все документы на местах. И следователь подумал, что дело копировали на ксероксе, чтобы иметь в руках копию.
Дело дрянь. В нем нет ничего, за что можно зацепиться, кроме данных о бывшем хозяине строения. Тот, между прочим, тоже служил в МВД. Недавно ушел на пенсию и вел замкнутую жизнь, ни с кем не общаясь. Ему некогда было общаться: хозяйство требовало физических усилий. Странным показалось следователю то, что тот был не женат. Впрочем, будь он женат, едва ли оказался бы в деревне. Теперь этого мужика нет. Скорее всего именно его косточки были обнаружены в не остывшей еще золе. Следователь заверил начальника управления, что они направлены для проведения судебно-медицинской экспертизы. Среди ночи шеф ввалился в кабинет и стал интересоваться успехами. Тогда следователь подумал, что начальнику просто делать нечего. Теперь он так не думает. На то есть основания. В деле вместо заключения экспертов лежит теперь скромная справка об утере вещественных доказательств из хранилища управления. И никто за их утерю не понес наказания, кроме следователя. Тогда он заверил начальника УВД в том, что вещественное доказательство направлено на экспертизу. И он не обманул, потому что постановление было должным образом оформлено, а «материал» упакован. Оставалось лишь утром забрать из оружейной комнаты и с нарочным передать по инстанции. Следователь теперь уверен: неспроста интересовался руководитель вещественными доказательствами и не зря он тогда среди ночи ввалился к ним в кабинет. Такой привычки за ним раньше замечено не было. Тем более с ключами в руках оказался. С чего бы это ему понадобилось вдруг?! Синицыну объявили предупреждение о неполном служебном соответствии, словно он эти кости из оружейной комнаты выкрал, на ручной мельнице истер и развеял по ветру. Не могли вещественные доказательства просто так исчезнуть из охраняемого круглые сутки помещения. И в сейфе у себя следователь тоже не мог их хранить — не тот это материал. Кабинет следователя — не место для хранения хрупких предметов. С этой целью и была выделена в свое время комната для следователей при дежурной части.
Далее, почти сразу же возникло другое дело, связанное с джипом «Чероки». Машина по документам принадлежит директору ЗАО «Овощпродторг» Рябоконю. В салоне обнаружены следы крови. Сразу же появилась необходимость допросить самого Коня, но тот от явки уклоняется под разными причинами. Он, по его же словам, является потерпевшей стороной. У него якобы угнали машину, и он даже сделал об этом заявление. Правда, заявление об угоне подал непосредственно начальнику управления при личной встрече. Через сутки после наезда автомашины на здание УВД. Формально начальник прав. Соблюдены процессуальные правила. Любой работник милиции вправе принять заявление о совершенном преступлении. Однако следователь Синицын так не сделал бы. Не стал бы он связываться с каким-то Конем. Послал бы его на три буквы, а в лучшем случае — в дежурную часть, как полагается, для оформления заявления и его регистрации. Начальник УВД не направил. Заявление принял. И принес его в дежурную часть лично. Регистрируйте. Редкая отзывчивость кандидата в генералы. Зато какая непосредственность! Долой чиновничьи проволочки!
Из заявления явствовало: собственник автомобиля джип «Чероки» не имеет отношения к описываемым событиям. То есть он не имеет отношения ни к пятнам, похожим на кровь, найденным в автомашине, ни к покойникам, обнаруженным в лесу. Несмотря на то что группы крови из машины и у трупов совпадают. В его машине ехали те самые, истекающие кровью люди. Возможно, их везли уже мертвыми. Не имеет Рябоконь к этому факту отношения, потому что у него угнали машину. И это несмотря на то, что следователь имеет в своем распоряжении копию доверенности, выданную на имя Белова. Однако в заявлении предусмотрительно сделана запись: «Ранее выданная доверенность на автомашину на имя Белова мной была у того изъята,
Не нравится Синицыну начальник управления. Возможно, он еще кому-то не нравится. Он и не обязан нравится. Но кто он на самом деле? Чем он дышит? На кого на самом деле работает? Кажется, ему безразличны погоны. Прошел целый год, как его назначили на должность, но представление о присвоении звания до сих пор бродит в министерских кабинетах. Вероятно, там знают о нем больше и только ждут, чтобы снять с должности и отдать под суд. Но чтобы осудить, нужны веские доказательства. Значит, их нет. А если их найти? Если следователь Синицын начнет искать? И найдет? В структуре органов внутренних дел существует служба собственной безопасности. Она обязана наблюдать не только за рядовыми, сержантами и офицерами. Она обязана присматривать и за кандидатами в генералы. Однако служба погрязла в бюрократических околичностях. Здесь можно, но мешает то. Там можно, однако не позволяет это… А ведь существует масса способов заставить заговорить того же начальника. Например, выкрасть из квартиры, привязать к столбу и дать срок. Три минуты, чтобы не рассчитывал на длительность и особый подход к персоне. Старший оперативник Шилов, на связи у которого находится Чекист, работает в службе собственной безопасности. Если подъехать к нему, завести разговор на эту тему, как он отреагирует? Пошлет, может, не так далеко. Или постучит по лбу и скажет: «Одеревенел у вас мозг, товарищ следователь. Пылью пропитались бумажной, оттого и несете бредятину».
Между тем палец у Синицына набирал именно его номер телефона.
— Алло, Сеня? А кто это? Мне бы Семен Семеныча. Какой теперь номер?
Записал новый номер телефона, снова набрал и услышал его голос.
— Привет. Переехал, что ли? Недавно? Поговорить надо. Сейчас…
И тут же положил трубку. Здание службы помещалось по другому адресу. Вышел из кабинета, закрыв на оба замка, и отправился пешком. Для чего ему машина, если идти один квартал. Каких-то полтора километра всего.
Через пятнадцать минут они сидели в кабинете старшего онера и пили кофе.
— Как здоровье Чекиста?
— Жив пока. Немного отошел. На женский пол теперь заглядывается.
— Значит, в силе? Ну и замечательно. Пусть живет. Еще пригодится его талант. Я что к тебе пришел… Вопрос у меня к тебе. Знаю, что работаете против таких, как я. Но скажи мне: а как ты поступишь, если подозрения заслуживает не кто-нибудь, а начальник управления? Тогда как?
— Ну и задал ты вопрос. Натурально и просто. Отношение как ко всякому. Одних обвинений, конечно, недостаточно. Нужны, ты же знаешь, доказательства. Но и этого мало. Требуется еще и политическая воля, чтобы что-то решать. Зря ты критиковать его вздумал. Теперь жизни не будет тебе. За больное место задел…
Действительно, было такое дело. Недавно состоялось совместное заседание следственных работников и оперативных уполномоченных уголовного розыска и службы борьбы с экономическими преступлениями. Рассматривался вопрос взаимодействия. Его рассматривают всякий раз, как только жареный петух начинает клевать в седалище. Ругают друг друга за плохую помощь. Однако в последующем все остается на прежних местах. Вот и на этот раз. Заместитель начальника УВД, он же начальник криминальной милиции, непроизвольно «поехал» в сторону следственных подразделений. Хреново работают, одним словом. Оперативники тащат им на блюдечке, а «следаки» отпускают за недоказанностью. Отпускают на свободу тех, по ком не то что камеры, стволы рыдают.
Обыкновенный подлый выпад. Но попробуйте докажите, что это не так.
Синицына всегда бесил подобный подход. Какие могут быть вообще дела, если доказательств никаких. Возьмут пацана, стукнут ему по почкам, он колется. А потом отказывается от ранее данных показаний. Беспредел. Это никому не нужно. Тем более следствию. Поэтому и отпускают задержанных. Это всем известно. Об этом Синицын и сказал. Сказал, встав с места, но его вдруг притянули за уши. Иди на трибуну и говори оттуда, чего с места глотку драть.