Наркопьянь
Шрифт:
Потом мы повернули в какую-то улочку, пошли по ней. Здесь людей было меньше, и ощущал я себя лучше. Дошли почти до железнодорожных путей, артериями тянущихся от Московского вокзала, потом еще повернули. Район был наполнен какими-то разрушающимися зданиями, темными складами и пакгаузами, мусорными контейнерами, вокруг которых крутились бездомные коты. Мы прошли мимо открытого ангара, где двое черных людей, перепачканных мазутом, ковырялись в каком-то механизме. Ругались они тоже по-черному. Их окружал мрак.
- Черные люди, - сказал Псих, - пиздец.
Да уж.
Вскоре мы дошли до искомого здания. В итоге я проводил Психа не до остановки, как собирался, а прямо до места собеседования. Что ж это лучше, чем сидеть дома и помирать.
Псих исчез в недрах здания, а я устроился на небольшом газончике в тени старой липы. Здесь было совершенно пустынно, даже автомобили практически не ездили. Я расслабился, прислонившись к стволу дерева. В голове лихорадочно неслись мысли. Я закрыл глаза, чтобы собраться. И вскоре у меня родилось стихотворение:
Мне восемнадцать,
меня зовут Вера,
и я хочу стать
милиционером.
Ходить буду в форме
красивой и серой,
когда я стану
милиционером.
Спасу от тюрьмы
мальчика Геру,
лишь только я стану
милиционером.
Всех научу
хорошим манерам
вместе с дубинкой
милиционера.
Для патриотов
буду примером –
ведь я хочу стать
милиционером.
А всем несогласным –
высшую меру
стоит мне стать
милиционером…
Я улыбнулся сам себе. Все-таки хорошая рифма Вера - милиционером. Решил, что обязательно расскажу Психу, когда он вернется. А пока достал сигарету и закурил.
Псих не заставил себя ждать. Он вылетел из дверей зданий, улыбаясь во все тридцать два.
- Ну как? – спросил я его.
- Да так… пообщались с теткой, она обещала перезвонить.
- А я вот стихотворение сочинил.
И я рассказал Психу стихотворение. Он курил и слушал, потом сказал:
- Нормально так. Жизненно. Про ту девочку из клуба вчерашнего.
- Да, задела она меня. Зачем ей быть милиционером?
- А зачем это все? – Псих обвел рукой окрестности. – Тем более, ты сам в стихотворении и ответил.
- Куда теперь?
- А теперь по пивку. И я бы что-нибудь съел.
В ближайшем магазине на параллельной улице мы взяли по пиву и пирожку. Уселись на скамейке напротив магазина. Сверху на нас смотрело солнце и редкие облака. Мы смотрели на них в ответ.
- Эх… - сказал я, делая очередной глоток пива.
- Что? – спросил Псих.
- Да так… странные мы люди. Вроде, нам плохо – нет там ничего, перспектив мало… а, вроде, и хорошо…
- Это нормально. Это означает лишь одно: мы еще живы и способны думать.
- Вот эта-то способность думать и пугает.
- Если не хочешь думать, тебе надо идти к тем черным людям.
Я глотнул еще пива.
- Думать-то я, положим, хочу, но куда эти мысли заводят?
-
Потом мы шли через город. Город бился в конвульсиях, иногда переходил на крик, бросался в истерику, затем стихал, следом вновь взрывался новой порцией крика. Город был по-своему безумен: как-то кипуче и чересчур страстно.
Кажется, на Вознесенском проспекте мимо нас пролетел парень на старом совдеповском велосипеде в папахе и с кинжалом на боку. Он мчался сквозь пространство, словно верховой казак в сабельную атаку. При этом он кричал:
- Инородцы! Иноверцы!
Что-то в нем пугало. В том смысле, что его появление на улицах этого города уже о чем-то свидетельствовало. Он исступленно крутил педали, его лицо напоминало ритуальную маску или же изображение бога войны. Видимо, в нем сорвалась какая-то давно сжимаемая пружина, и теперь он несся, рассекая воздух, чтобы сражаться со своими внутренними монстрами и чудовищами внешнего мира.
- Твою мать, инородцы и иноверцы… - засмеялся Псих, когда велосипедный витязь – так я его про себя окрестил – исчез вдали.
- Похоже, на парня конкретно накатило…
- Да уж…
- Достало все это, я сам скоро так поеду, велосипед осталось только достать…
Псих задумался. Потом достал сигарету.
- Знаешь, - сказал он, закуривая, - действительно все это достало. Однообразие, ложь по ящику, все эти клоуны в Кремле… Я вот в октябре девяносто третьего года с пацаном знакомым на Красную площадь ездил гильзы собирать – много их там было. Ну, после этой пальбы по Белому дому… Что они доказали? Что демократия – это только красная тряпка для обезумевшей толпы? Что русские в русских могут стрелять на каждом углу, дай только затравку? Что?..
- Да уж… как тут жить не по лжи, когда заставляют жить по конституции, продавленной танками…
- В том то и дело. Нас изначально макнули головой в дерьмо, а теперь требуют, чтобы мы по-человечьи жили. Как? На эти сраные копейки, которые они кидают молодым научным сотрудникам? Или же… как работать на заводах, которых попросту нет? Нас превратили в тесто, которое можно мять как угодно на свой лад.
- Пластилин.
- Чего?
- В пластилин они нас превратили. Теперь при помощи телевизора вылепливают те фигуры, которые им на данный момент выгодны и интересны.
- Да, точно.
- И не видно этому конца. Может, поэтому мы такая наркопьянь?
- Может. Хотя, может, и нет.
- В смысле?
Псих выкинул окурок.
- В том смысле, что мы еще пока в силах что-то изменить. Я вот, например, хочу поесть и желательно чего-нибудь похожего на суп, я в силах это изменить. А ты?
- Да я тоже не против.
- Тогда давай менять.
Пройдя еще квартал, мы зашли в небольшую столовую, где было немного народу и невысокие цены. В общем, там все было небольшим. К сожалению, даже порции. Но мы взяли себе по солянке и хлеба. Горячая жидкая еда была очень нужна организму, который в последние дни видел исключительно другие жидкости и от того пребывал в каком-то разболтанном состоянии.