Наркоза не будет
Шрифт:
Зыскин отхлебнул маленький глоточек.
– Лучше не думать об этом... Проще просто жить. Воспринимать жизнь, как поход в кинотеатр.
Коша допила кофе, ворочая в голове необъятные мысли, которые не говорились словами и не укладывались ни на какую полочку, но не переставали от этого быть.
– Зыскин, - продолжила она допрос.
– А ты жрал когда-нибудь наркотики?
– Пару раз...
– Ну и как?
– Пустое это, как говорит твоя подруга Муся.
Коша сморщилась:
– Мы вместе так говорим! Это я придумала!
–
– И вообще она мне больше нравится. Она мягкая и пушистая. А ты злюка и вечно всякую дрянь спрашиваешь.
Коша пропустила это мимо ушей и спросила дальше:
– А ты видел пустое пространство?
– Видел.
– А сеточки там и все такое?
– Ну... Все видят.
– А это внутри или снаружи? Что говорит психология?
– И внутри и снаружи.
– Как это?
– Раздражитель снаружи, а интерпретация внутри... Раздражаешь ты себя химией "изнаружи", а видишь сознанием "извнутри". Сейчас проводят опыты по передаче светового сигнала прямо в зрительное поле с искуственных рецепторов. Это откроет гигантские перспективы. Можно будет транслировать прямо в мозг абсолютно виртуальный мир.
– Зачем?
– Люди стремятся к этому. Власть. Все хотят власти.
– Точно? Ты уверен, что это все химия? А пустота? Все предметы исчезают, вообще все. Я, типа, думаю, может пространство вообще не существует без предметов и без времени. То есть оно и есть время и предметы. А так ничего вообще нет. Ну, типа все предметы надо нарисовать, чтобы они были, как в телевизоре, по строчке... ну, это грубо... Но тогда прикинь как клево! Можно сосредоточиться на одном моменте времени - на самом коротком, короче которого нет, то и никаких нет предметов, и нет никакого пространства - и можно появиться потом где угодно, потому что там все в одном месте находится в одной точке. Короче, все - нигде и никогда на самом деле. Как в компуке - пикселами нарисовано. И если добраться до одного пиксела, то можно вынырнуть, где угодно, на любой строке.
Зыскин постучал ложечкой по стакану.
– Вообще это бред, в который я не верю, но в одном институте так уходили.
– Что, в реале?
– Да... Там сажали зеков в сурдокамеры и ждали, что будет. Некоторые сходили с ума. Некоторых там уже не находили. Тогда им радиомаяки стали вешать. Совсем забавно получилось. Маяк засекается, а человека там нет.
Коша глубоко задумалась и воскликнула:
– Блин! Круто! Хочу!
Зыскин поморщился.
– Брось ты! Не надо это все для нормальной человеческой жизни. Католики совершенно справедливо выжигали на кострах тех, кто мог и туда и сюда. Это просто лишний геморрой.
Коша цинично посмотрела на Зыскина:
– Да! Я знаю, почему выжгли... Чтоб было легче пипл эксплуатировать. Как его эксплуатировать, если он то там, то здесь?
– Отчасти так...
– Да точно так! Никто никогда не заботится ни о каком благе, все только измеряют, у кого член
Зыскин отставил чашку, вытер тщательно пальчики и закинул на плечо свою обычную сумку.
– Не думай ты об этом. Не к добру. Это для жизни ненужная информация, пойдем... Живи тихо. Кочумай. Выйди замуж, заведи детей...
– Детей? Чтобы они тоже кочумали? Никогда!
– Не нужная это информация, я тебе говорю!
– рассердился Зыскин. Пойдем, на нас смотрят.
– Почему? Почему не нужная? А что нужная?
– Пойдем, говорю...
– Зыскин открыл дверь.
– А насчет зэков я пошутил. Это разводка, чтобы исследования профинансировать. Как превращение свинца в золото. Это была просто туфта, чтобы взять денег на науку.
Коша с изумлением посмотрела на Зыскина.
– И что? Ты хочешь сказать, что с тех пор ничего не изменилось?
– Нет. Тому пример психотропное оружие и торсионные поля...
И Коша покорно шагнула в волну сквозняка. Разговор с Зыскиным просто вытолкнул ее из реальности окончательно. Она вдруг поняла, что люди живут пользуясь не правдой, а ложью. И только она, глупая овца, ничего в этой жизни не понимает. И потому-то ей никто и не хочет платить. Она же призрак, а кто же будет давать деньги призракам?
Они дошли пешком до малой Голландии и бесцельно бродили вдоль каналов, предавшись внезапной дружбе, заглядывали в медленную воду.
– Зыскин, - сказала Коша и торжественно остановилась.
– Хочешь я тебе балладу прочитаю? Только не прикалывайся, ладно?
– Хочу!
– покорно сказал Зыскин.
С ним редко просто дружили. Обычно от него чего-то хотели. Зыскин, прости Кошу - она тоже нагло пользовалась тобой.
Коша вздохнула и, прерываясь, чтобы вспомнить написанное начала:
– Слушай:
Полнолуния тонкие пальцы
серебром вышивают на пяльцах
путь бездомный бродяжек усталый
отражается в ряби канала.
Мимо странных названий,
Сердце к памяти будет ласкаться
...м-м-м.. ля-ля-ля-ля-ля-ля....
Тусклый гипс изваяний
не устанет во сне улыбаться.
Праздник кончился, плачет
Венеция об утраченном дне.
Камни стекла сверканье монеток
словно снятся сквозь зыбкие грани...
Сладким голосом флейты
нас течением тянет.
м-м-м.... ля-ля-ля....
... на бумагу безумные знаки,
точно шею на плаху кладет.
И преступник он сам и судья,
в танце медленном кружит ладья.
Полночь.
Время топор опустило...*
Дальше не помню. Ну как?
– Сама написала?
– спросил Зыскин и, опустившись на корточки, нежно шевельнул рукой в протекающей воде.
– Красиво - "тусклый гипс изваяний".
– Ага... Что-то находит на меня временами, - вздохнула Коша, наблюдая как вода побежала вихрем муара.