Наркоза не будет!

Сашнева Александра

— Но если все так, почему тогда ты мне все это говоришь? — совсем растерялась Коша.

— Так, — усмехнулся Ринат. — Считай это моей благодарностью. Кто еще тебе скажет? Мне-то все равно, я не собираюсь владеть тобой. Я не покупаю мир, я беру от него то, что он мне дарит. И тебя тоже, пока ты сама хочешь этого. Не захочешь — и не надо. Я не мужчина. Я… — он поискал слово, — художник, так скажем. Ничего не завоевываю и ничего не покупаю. Меня это не возбуждает. В общем, халявщик. Я просто ценю прекрасное и не отказываюсь от него. Но я не люблю тебя в твоем, женском, представлении. Мне все равно, что с тобой будет. Понимаешь? Ты знаешь это. Я никого не люблю. У меня есть жена, но меня и ее будущее нисколько не

волнует, если честно. Она растит моего ребенка. И это все, что нас связывает. Я посылаю ей деньги. В общем-то это глупость, я даже этого не стал бы делать, но так уж сложилось в мире людей. Так принято. Жить как принято — удобнее. Поэтому я это и делаю. Если бы я не жил, как принято, у меня бы сейчас не было моей мастерской, потому что мой отец возненавидел бы меня за то, что я живу не так, как он. Для него это означало бы, что он живет как-то хреново. Я понятно говорю? Мы иногда даже встречаемся с моей женой. Наверно, она с кем-то спит. Я не интересовался. У нас прекрасные отношения. Они держатся на взаимном соблюдении условностей. Я сам интересен себе больше всего. Раньше я думал, что это плохо. И возможно, это плохо. Но мне — плевать. Меня просто прет от того, как ты трахаешься. Почему бы мне этого не делать с тобой?!

Коша минуту подумала, сдерживая ярость смешанную с обидой. И слово «никчемное» опять завертелось у нее перед глазами. Оно росло, будто огромная чудовищная клякса. Она поводила пальцем по рисунку на обоях.

— Ну ладно, — сказала она с философским вздохом и добавила. — Странно… Но я не чувствую, что тебе совсем все равно, когда ты со мной.

— Ну-у… Пожалуй, с тобой не так, как с другими, — согласился Ринат. — Даже совсем не так, как с другими. Но для меня это не повод изменять моим принципам. Мне самому это странно. Наверно, когда я пойму, в чем дело, на том все и закончится. — Он что-то поискал в воздухе пальцами, отчеркнул улыбкой сказанное и совершенно с другой интонацией добавил. — Я очень расстроился, когда ты ушла, оставив меня вдвоем с твоей подругой. Я не понял, в чем проблема. Это была твоя идея. Я бы попросил в дальнейшем избавить меня от этой дурацкой бабской манеры — самой напридумывать, нагородить, подтолкнуть меня к чему-то, а потом взять и обидеться. Кстати, она о тебе волновалась.

Коша махнула рукой:

— Я знаю. Я совсем ее не ревновала, когда вы… ну в общем, трахались. Я Мусю люблю. Когда я думаю о будущем, я думаю «мы», а не я. Но ревновать плохо. Я знаю. Ты, наверное, не поймешь, но я скажу. Тобой мне жалко делиться! Но для нее — не жалко. Жалко, что я недостаточно какая-то… качественная, чтобы быть достаточной. Вот. Сказала. Иногда сказать очень трудно. Иногда думаешь не словами, а чем-то другим. Какими-то крокозябрами. А потом ищешь эти слова, ищешь, чтобы они точно передавали. А они не находятся. Хотя я уже давно пользуюсь русским языком и даже неплохо знаю французский. Вот, — она вздохнула. — Понимаю, что могу или принять тебя вместе со всем этим или не принять. Но я не хочу выбирать! Иногда я думаю, что люблю тебя… А иногда мне все равно.

Ринат усмехнулся и присел на край стула.

— Намудрила-то… Ты вообще… э-э-э… весьма причудливая особа. Ты иногда весьма неординарна. Даже трогательно. Однако, не стоит углубляться. Не советую. Я абсолютно бесперспективен в этом плане. А разговоры подобного толка не украсят наших взаимоотношений никоим образом. Меня это напрягает. — Он взял со стола открытку и, так и сяк вертя ее, поинтересовался. — Что это?

— Не знаю… Это Мусина. Я не особо лезу в ее истории.

— А говоришь, любовь! — он злобно усмехнулся. — Никакой любви нет! И Мусю ты не любишь! А просто вы тусуетесь вместе! Просто вам так удобно.

— Почему ты так решил? Почему? Ты какой-то гадкий сегодня! — Она резко

захлопнула дверцу шкафа.

— Да! Это правда, — самодовольно объявил Ринат. — Но я предупреждал! Сама нарвалась! Женщин никто не любит. Матери их не любят, потому, что их тоже никто не любил, отцы — потому что они мужчины, женщины — потому, что боятся за своего мужчину, а мужчины — просто потому, что не умеют это делать. Они хотят владеть женщиной, предлагая взамен… Да почти ничего. Когда мужчина говорит, что любит, значит, что он хочет, чтобы ты потратила всю свою жизнь на его половой орган, его грязные носки, истерики и так далее. Он уверен, что ты только и мечтала об этом… Моя богиня — моя вагина. Тебе оно надо? Выбрось это из головы и трахайся в свое удовольствие!

— Я попробую, — робко пообещала Коша, пряча глаза.

Она совсем застыдилась, ненавидя то, что уродилась с двумя хромосомами «Х». Нет никаких шансов. Ей захотелось быть голубым, чтобы трахаться с мужиками, и чтобы они не ненавидели за это и не презирали.

Ринат заметил Кошину угрюмость и улыбнулся:

— Ну-ну. Забей. На самом деле — это такая же глупость, как и все остальное. И даже живопись… Единственный способ не портить себе настроение — не грузиться. Короче! Не порти мне настроение. Такой хороший день сегодня.

Коша промолчала.

Ринат протянул руку и, когда она поднялась, очень нежно и очень бережно обнял. И тысяча сверкающих нитей тотчас проникли из его тела в ее и загорелись мучительным светом. «Неужели этого на самом деле нет, а только кажется? — подумала Коша. — Но что же это?»

— Неужели ты никогда никого не любил? — спросила она вслух. — Даже в школе?

— Один раз я думал, что люблю, — поморщившись, припомнил Ринат. — Я очень страдал… Но потом просто проанализировал — что чувствую, и с тех пор… Можно или чувствовать или понимать. Одновременно не бывает! Но мне не понравилось то, что со мной было. Я не хочу этого больше.

— А что тебе не понравилось?

— Я перестал принадлежать себе. Пойдем. — Он резко встал и, оглядевшись, очень интеллигентно, подчеркнув свое превосходство, предложил. — Давай выйдем через дверь, как люди.

— А мне бы понравилось и чувствовать и понимать, — сказала Коша, вытаскивая из комода ключ.

Куда бы его положить? Придется нести в руках. Ну и ладно! Выходя, она споткнулась о стакан с недопитым чаем, на пол выплеснулась небольшая лужица.

Ринат поморщился.

* * *

Коша семенила за ним, как враг народа за ГПУшником, не смея избежать казни. Пыльные вихри гоняли под ногами конфетные фантики и редкие преждевременно высохшие листья. Дурацкий ключ нагрелся в руке и пах железом. Белые ночи закончились. Свет, нарастающий, воодушевляющий свет весеннего возрождения, перевалил через зенит и начал зреть, собираясь приносить плоды.

Свет превратился в зной.

Коша отложила печаль на потом. Может быть, синеглазый «ангел» прав? Надо быть, насколько возможно, счастливой хотя бы сейчас. Ведь нет никакой вечности! Нет никакого будущего. Все — только сейчас.

Коша брела по горячему тротуару и пыталась полностью отторгнуть будущее, превратиться в бабочку-поденку. Действительно. Зачем ей кокое-то чертово дряхлое будущее? Все прекрасное происходит сейчас. А потом…

Она не додумала, что потом потому что вместе со словом «никчемность» перед ней забрезжила гильотина разлуки. И от того ощущения обострились до патологии.

Ринат купил по мороженному, Коша принялась сосредоточенно вылизывать пломбирный брикет.

На выставке они играли в любимую игру выросших детей — говорили умное и ловили прикасания друг к другу. Потом забрели в кафе и взяли еще по мороженному с клубничным вареньем. Коша болтала ногами, как бы нечаянно касаясь ботинок Рината под столом.