Нарочно не придумаешь
Шрифт:
Сережа опять понял только одно: «надо сидеть в купе», но он и так не собирался гулять! Тем более, что он побаивался встретить проводницу, которую его тело вчера чуть не расплющило (не специально) о перрон. Дядька вернулся, когда уже начало смеркаться, голодный и почему-то злой.
«Ты представляешь, какой не пер! – Рассказывал он, с ожесточением хлебая холодный борщ прямо из кастрюли. – К каждому “мизеру” в прикупе “говна пирога” приходит! А к этим фартожопым – все в масть лезет! – Он отложил ложку и громко хлопнул крышкой, о кастрюлю закрывая ее… – Деньги ёк, Золотунчик! Все
Он, не раздеваясь, повалился на полку, закинул руки за голову и закрыл глаза: «Туши свет и не ссы!» И уже сквозь сон промычал: «Пацаны что-нибудь придумают, не пропадем…»
Море ласково встретило их, выгружающихся на перрон со странным названием «Лазаревское». Пока Серджиньо вытаскивал баулы, дядя Леша как заводной носился туда-сюда вдоль платформы, кого-то высматривая. Ими оказались двое помятых дядиных друга-студента. Еще издалека они на всю станцию заорали: «Лелик, екарный бабай, мы номер вагона забыли!» – «А бошки из жопы вы достать не забыли?! – Заорал им в ответ дядька. – Мы уже думали, нам тут ночевать придется!»
Друзья, подойдя ближе и сбавив тон, начали оправдываться, перебивая друг друга: «Ладно тебе, Всего на полчаса опоздали. Вчера до пяти утра с телками на пляже бухали… Там у одной такие были – “Даная” отдыхает! Ты таких любишь!»
Дядя Леша, смягчившись, звонко хлопнул друзей по протянутым ладоням. «Вы тачку не отпустили? – Задал он им вопрос, закидывая на плечо ремень своей сумочки. – Да, знакомьтесь: это – мой племяш, Серж! Сеструха мне его в нагрузку “паровозом” прицепила. Пошли, а то пока ждали, вспотел, как собака! И с баулами ему подсобите, там закусона – на дивизию!»
В очень тесном и жарком такси Серджиньо наконец узнал имена дядиных однокурсников. Артурик, как называл его дядя, был низенький (еле-еле доходил Сереже до груди) и носатый. Зато Вася был высокий (но все равно чуть-чуть ниже его), с рыжими волосами и нереально голубыми глазами.
Дядя вальяжно, вполоборота раскинувшись на переднем сидении рядом с угрюмым волосатым водителем, в красках и с энтузиазмом рассказывал о своих вчерашних «приключениях». Все громко смеялись, а Сережа, зажатый с двух сторон на заднем сидении, страдал. Во-первых, в машине нечем было дышать, а во вторых, – серпантин (к встречи с которым его организм абсолютно не был подготовлен).
«Извержение» случилось внезапно. На одном, лихо заложенном водителем повороте мамины котлетки, еще с утра с аппетитом им съеденные, нескончаемым фонтаном устремились в пространство между водителем и дядей, на роскошно обложенный красным ковром и украшенный красивой пластмассовой розой рычаг переключения скоростей… Машина, вильнув, чуть не улетела в пропасть. А зеленый, в полуобморочный состоянии Серджиньо пополнил свой словарный запас огромным количеством незнакомых ему ругательных слов и выражений.
Сарай, а точнее – бывший курятник с одним окошком без стекол и двумя пружинными кроватями, разделенными проходом (бочком) между ними, удалось снять на тот «неприкосновенный запас» который мама, бережно вшивая Сереже в семейные
Дядька, по-футбольному пнув свою сумку под ту кровать, что располагалась дальше от окна-дырки, плюхнулся на нее, и вся пружинная конструкция протяжно
заскрипела и завизжала. «А че, Золотунчик, вполне комфортабль! – Констатировал он, снизу вверх глядя на застывшего, словно памятник с упершейся в потолок головой, племянника. – В этих хоромах человек десять разместятся!»
Серджиньо, загипнотизированный лампочкой, болтающейся на проводе точно на уровне его глаз, растерянно спросил: «Дядь, а туалет где?»
«Удобства» обнаружились на улице, шагах в двадцати от «хором». Правда, с виду, они больше напоминали поставленный на попа гроб без двери и с ржавым ведром внутри. В «гроб» Серджиньо не поместился, поэтому пришлось пописать под растущим рядом деревом с какими-то красными ягодками. Но вопрос, куда ходить «по-большому», оставался для Сережи открытым.
«По-большому» они сходили в шикарный туалет с унитазом и водой на территории студенческого лагеря «Буревестник», куда дядька с друзьями, прихватив его с собой, отправились, как только мамины баулы были раздербанены, а припасы распиханы по всему курятнику.
Море Серджиньо тоже не слишком понравилось. Оно было очень большим, соленым и главное – холодным! Нет, если немного побултыхаться, то привыкаешь. Но вначале, когда только заходишь, такое впечатление, что описался на морозе: «сверху тепло», а внизу… И лучше плюхнуться сразу целиком, пока плавки не коснулись поверхности воды, иначе очень неприятно. В целом, если сравнивать, то ванна – лучше!
Дядя Леша целый день просидел в дендрарии с друзьями, они пили пиво, курили и играли в карты. Учитывая, что он и в Москве делает то же самое каждый день (мама часто об этом говорила), непонятно, зачем надо было тащиться в такую даль? Тем более, они ни разу не искупались!
Когда солнце начало садиться, Серджиньо, кидающий в море камушки, сидя на берегу, услышал: «Золотунчик! Ихтиандр наш потомственный! – Дядька призывно махал ему рукой из дендрария. – Пошли, пора к “суаре” готовиться! Заставлять дам ждать – не по-джентельменски!»
«Дамами» оказались три тети, которых Артурик почему-то называл «девушками». Девушкой «для Сережи» была Аня (ну или их соседка Света), она, конечно, – уже взрослая студентка, но очень красивая! Одну «девушку» звали Алена, и похожа она была на селедку: такая же длинная, худая, с выпученными глазами. Вторую – Ольга, эта наоборот, была короткая и кругленькая, как пирожок. А третья была ну очень большой тетей! Наверно, как два дядя Леши или четыре Артурика, она все время громко смеялась и была похожа на Сережину геометричку Нелли Кузьминичну. Когда все разместились в курятнике, по трое на каждой из кроватей, дядя, словно фокусник, вытащил откуда-то трехлитровую банку с чем-то жидким и мутным, немного похожим на чайный гриб, но только темнее.