Народная Русь
Шрифт:
20-е августа — свят-Самойлин день (память св. пророка Самуила): «Самойло-пророк сам Бога о мужике молит». За ним следом — апостолу Фаддею честь. «Кто Фаддей — тот своим счастьем (в этот день) владей!» — приговариваютречистые краснословы-бахари: «Баба Василиса, со льнами торопися — готовься к потрепушкам да к супрядкам!» 22-е августа в глазах деревенского суеверия является днем, в который следует на гумнах, находящихся невдалеке от леса, оберегать снопы от потехи Лесовика. «От этой нежити не оберечься — так пропадешь!» — гуторит народ. Где только их нет? «Был бы лес — будет и леший!». Не будь Лешему ворогом Домовой — не было бы с ним сладу: не сидится лесному хозяину на одном месте. Слывет он немым, да голосист на диво: недаром, — по рассказам знавшихся с ним людей — поет без слов, бьет в ладоши, свищет, аукает, хохочет, плачет, филином-птицей гукает. Попадается ему навстречу мужик-простота, — обойдет его Лесовик, собьет с дороги, заведет в трущобу непроходимую, если тот не догадается вывернуть на себе рубаху наизнанку. Остороголовый («голова клином»), мохнатый, с зачесанными налево волосами, без бровей и без ресниц, надев серый кафтан, застегнутый на правую сторону, подкрадывается он по лесной опушке к гуменникам и начинает развязывать и раскидывать снопы: все перекидает с одного гумна на другое, никто и не разберется после, — если не принять надлежащих, особо на этот случай полагающихся предохранительных мер. В сахаровском «Народном
23-е и 24-е августа — «Евтихеевы дни». Церковь Православная чествует в эти дни двух Евтихеев — преподобного да священномученика. Посельщина-деревенщина примечает, что, если об эту пору доспеет ягода-брусника, то и со жнитвом овса надо торопиться. На 23-е августа, кроме Евтихия, падает, между прочим, память святого Луппа-мученика. «На Луппа льны лупятся!» — гласит народная молвь. По примете сельскохозяйственного опыта, лен две недели цветет, четыре недели спеет, а на седьмую — семя летит. «Хорошо, — замечает деревня, — коли Евтихий будет тихий, а то не удержишь льняное семя на корню: все дочиста вылупится!» В Сибири с Луппова дня начинаются во многих местах первые заморозки — «лупенские», за которыми идут вслед и другие: покровские, катерининские да Михайловские. За шесть суток до конца августа-«соберихи» приходит на Русь Титов день. «Святой Тит последний гриб растит!» — говорят в среднем Поволжье. «Грибы грибами, а молотьба — за плечами!» — приговаривают в Симбирской губернии, напоминая, к слову, об известном прибаутке: «Тит, Тит! Иди молотить! — Зубы болят! — Тит, Тит, иди кисель есть! — А где моя большая ложка?..» С Титова на Натальин (26-е августа) день варят ввечеру бабы овсяный кисель. День Адриана и Наталии зовется «овсяницами»; с этой поры начинают дружно косить в полях овсы: «Ондреян с Натальей овсы закашивают». В старые годы в этот день ввечеру носили мужики сноп овсяный (связанный из первого скошенного овса) на барский двор. При этом пелись впроголос особые песни. Теперь этого обычая нигде не соблюдают, но — по старой памяти — кое-где еще ставится наособицу первый сноп: захватывается сиоля в избу, где и помещается в «большой кут», под образа. Возвратившись с работы из поля, хозяйка поспешно собирает ужин, приготовленный заранее. Садятся за стол православные и начинают угощаться толокном, замешенным на кислом молоке («дежень»), да овсяным киселем или блинами. «Ондреян толокно месил, Наталья блины пекла!» — приговаривает хозяйка. — «Спасибо за сладкий дежен, за сытые блины!» — вставая из-за стола, обращаются к ней угощавшиеся: — «А нет ли еще грешневой кашки?» — «Грешневая не выросла, не хотите ли березовой!» — отвечает она смешливым ребятам-подросткам, убирая со стола. С этого дня толокно уходит из домашнего обихода запасливых хозяев. «В овсяной покос — толокном паужинай!» — говорят они, на красные словца не скупяся: «Скорое кушанье толокно — замеси да и в рот понеси!», «Хвалился пест, что толокно ест!», «Толокном Волги не замесишь!», «Поел пест толокна, да и не хвалит: нынче толокно, завтра толокно, все одно — прискучит и оно!», «Было бы толоконце, а толоконнички-то всегда найдутся!» и т. д.
27-го августа — «Двое Пименов с Анфисой об руку стоят, к Савве-скирднику навстречу вышли!» На Савву-скирдника (28-го августа) зачинают-починают по степным местам убирать последний сжатый хлеб в скирды. Поставить скирды для мужика-хлебороба — дело привычное, нетрудное. «У хорошего хозяина — копна со скирдой спорит, а у лежебока — скирдешка с копенку!», но — «В хорошие люди попасть — не скидерку скласть!», «Пскович — Савва (псковский чудотворец) скирды справит, на ум направит!» Обычай класть скирды в каждой местности — свой, наособицу. 29-го августа — «Иван Постный», — день, посвященный Православной Церковью воспоминанию об усекновении честныя главы св. Иоанна, Крестителя Господня.
За Иваном Постным — Александр Невский. Об этом благоверном князе, русском святом, ходит по православной Руси немало сказаний народных. В одном из них, записанном в Орловской губернии, повествуется о победах св. Александра Невского [68] . Песнотворец-стихосказатель погрешил в этом песенном сказе, и немало, против строгой, запечатленной в летописях правды, но остался вполне верен исконному русскому духу.
«Уж давно-то христианская вера во Россеюшку взошла, как и весь-то народ русский покрестился во нее, покрестился, возмолился Богу Вышнему», — начинается этот сказ. Далее приводятся слова, которыми русский народ-сказатель «возмолился»:
68
Вел. кн. Александр Ярославович, прозванный — за свои победы над шведами на берегах Невы — Невским и сопричтенный Православной Церковью к лику святых, был вторым сыном вел. князя Ярослава Всеволодовича. Он родился 30 мая 1220 года, занимал престол великокняжеский (Владимирский) с 1252 года. До вступления на стол Мономахов, он был князем Новгородским. На его долю выпал подвиг охранять родную Русь от воинственных набегов шведов, ливонских немцев и литовцев в то самое время, когда остальная Русь стонала под напором татарского нашествия. 5-е апреля 1242 года — день самой славной битвы кн. Александра: знаменитого «Ледового побоища», нанесшего тяжкий урон северо-западным врагам на рода русского. После смерти отца (в 1246 году) он проявил в отношении к татарским ханам политическую мудрость. Последним делом св. Александра Невского было выхлопотанное им освобождение русского народа от повинности выставлять для татарских полчищ военные отряды. Кончина благоверного князя, стяжавшего себе память заступника Земли Русской, последовала 14 ноября 1263 г. Он скончался на пути из Золотой Орды — в Городце Воложском — и был погребен во Владимире. Мощи св. Александра Невского открылись в 1380 году. В 1724 году, по воле Императора Петра I-го, они были перенесены в Петербург, где до сих пор почивают в Троицкой церкви Александро-Невской лавры
Повествование продолжается со спокойствием летописи: «И слышал Бог молитвы своих новых христиан: наделял он их счастием многим своим. Но забылся народ русский, в счастии живя: он стал Бога забывать, а себе-то гибель заготовлять. И наслал Бог на них казни лютыя, казни лютыя, смертоносныя: он наслал-то на Святую Русь нечестивых людей — татар крымскиих»… Война всегда казалась мирному народу-пахарю «смертоносной казнью»,
За Александровым — Куприянов день (31-е августа). Собирают на этот день журавли свое первое вече на болотине, в лесной чаще: уговор держать — каким путем-дорогою на теплые воды лететь. Куприянов день — канун сентября. А «батюшка-сентябрь не любит баловать»: ветры-«сиверы» со полуночи дуют.
XXXIII
Первый Спас
Первое августа — день, на который приходится церковный праздник Происхождения Честных Древ Креста Господня, слывет у нас под именем «Первого Спаса». Это — один из последних летних — предосенних праздников народной Руси, исстари веков привыкшей начинать с этого дня, благословясь, первый посев озимого хлеба. «Первый Спас — первый сев!» — гласит из темной глубины старинных пословиц простонародная мудрость: «До Петрова дни взорать, до Ильина — заборонить, на Спас — засевать!» — и продолжает в том же роде: «Спас — всему час!», «Спасов день покажет, чья лошадка обскачет (т. е. — кто вовремя, и даже раньше других соседей уберется в поле)!». Приведенные пословицы, приуроченные к Первому Спасу, ясно показывают, что этот день должно считать одним из так называемых земледельческих праздников. Эти праздники с древнейших времен справлялись всеми народами, «сидевшими на земле», — по образному выражению русских летописцев. Так, еще у евреев — в ветхозаветную пору их жизни — существовал «праздник жит первородных и седмиц»; у древних египтян, греков и римлян были установлены свои подобные празднества; древние германцы и некоторые другие народы совершали особые торжественные обряды — как по окончании жатвы, так и при начале сева. Нечего уже говорить о племенах славянских, едва ли не теснее всех связанных в своем быту с матерью-землею: у них праздники эти не отжили своего времени и до сих пор. Август-месяц в старину весь был посвящен богам полей: Даждьбогу и Велесу — у русских, Святовиду — у балтийских славян.
Этим милостивым божествам и приносилась, всегда приблизительно на Первый Спас, благодарственная жертва: испеченный на первом выломанном из лучшего улья меду громадный хлеб-пряник из первой ржаной муки нового урожая.
Русский народ издавна был не только хлебопашцем, но и пчеловодом. Первый Спас у него не только «первый сев», но и «Спас медовый». В этот день до сих пор посельская-попольная Русь ломает первый мед на пчельниках. «На Первый Спас и нищий медку попробует!» — говорит пословица, и молвится она не мимо. Утро первого августа начинается у пчеловода на пасеке. Он старательно осматривает, осеняясь крестным знамением, все свои ульи, выбирая среди них самый богатый по медовому запасу. Облюбовав улей, он «выламывает» из него соты и, отложив часть их в новую, не бывшую в употреблении деревянную посудину, несет в церковь. После обедни священник выходит к паперти — благословлять «новую новину» от вешних и летних трудов пчелы, «Божьей работницы», и начинает святить принесенные соты. Дьячок собирает в заранее приготовленные корытца «попову долю». Часть освященного меда разделяется тут же нищей братии, поздравляющей пчеловодов с Первым Спасом — медовым. А затем большая половина этого праздника проходит у заботливого хозяина возле пчел: до вечерней зари идет по пчельникам горячая работа. Вечером обступает каждый пчельник толпа ребят и подростков с чашечками, а то и просто с сорванными поблизости широкими лопухами репейника в руках. Это — охотники до сластей, пришедшие получить от особенно тороватых в этот день пчеловодов свою «ребячью долю». Целый год ждет деревенская детвора Первого Спаса, — знает, что не обнесут ее, не обделят в этот медовый праздник ни на одном пчельнике. Недаром говорится: «Спасовка-лакомка». Медолом щедрой рукою накладывает ребятам их «долю» из особого корытца, куда соскребались им из выламываемых ульев обломки сотов. А разлакомившиеся ребята причитают — ведут голосом:
«Дай, Господи, хозяину многих лета, Многих лета — долгие годы! А и долго ему жить — Спаса не гневить, Спаса не гневить, Божьих пчел водить, Божьих пчел водить, ярый воск топить — Богу на свечку, хозяину на прибыль, Дому на приращение, Малым детушкам на утешение. Дай, Господи, хозяину отца-мать кормить, Отца-мать кормить, малых детушек растить, Уму-разуму учить! Дай, Господи, хозяину со своей хозяюшкой Сладко есть, сладко пить, А и того слаще на белом свете жить! Дай, Господи, хозяину многия лета!»На следующий день после Первого Спаса пчеловод начинает заботиться об ограбленной им пчеле. В некоторых местностях с этих пор все цветы становятся беднее «взятком», так что приходится изредка подставлять к ульям в корытцах «сыту» (медовую жижу, сильно разбавленную водою) на подкорм Божьей работнице.
С Петрова дня до Первого Спаса кипит в полях страдная бабья работа, не кончающаяся даже и с наступлением августа. Но ни в какое другое время не водится столько хороводов, не поется так много песен, как в эту рабочую пору: вечерами — чуть не до утренней зорьки — вся молодая деревня поет-заливается.
Русская народная песня… В ней — могучей, раздольно-глубокой — более чем где бы то ни было, развертывается духовная сила народа-пахаря — стихийная сила: мощный подъем духа, широкий размах замысла, неудержимое стремление к свободному проявлению жизни сердца… Песня — сердце народа. В биении этого сердца слышится все, что веселит-радует, что гнетет-томит народную душу. В песне народа — и торжественный клик его счастья, и заунывный стон его вековечного горя. Честь и слава собирателям этого неоценимого богатства народного, поклон им до сырой земли! Заслуга их перед родиной тем безмернее, что нам приходится стоять чуть не на могиле то величественных, то веселящих душу, то щемящих сердце песен, вымирающих, смолкающих день ото дня все больше — в своем отступлении перед победоносным шествием в народную Русь заводских-фабричных «частушек», лишенных не только всякой красоты, но — порою — и простой осмысленности. Не так страшен этот бессмысленный враг, когда грамотность может возвратить народу его «сердце»-песню, в ее первобытной, не искаженной чуждыми наслоениями красоте.