Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 3
Шрифт:
Поехали на ярмарку и торговали очень хорошо: такая задача в торговле была, какой никогда не бывало! Пора уж домой. Стали собираться и вздумали купить своим женам по гостинцу. Один купец, у которого жена богу молилась, купил ей славной парчи на шубку, а другой купил жене парчи только на ее зад: «Вить мой только зад! Так мне только пол-аршина и надобно — я свою жену не хочу паскудить!» Приехали и отдали женам гостинцы. «Что же ты купил эдакой лоскут?» — говорит жена с сердцем. — «А ты вспомни..., как сидела ты с любовником и говорила, что мой у тебя только зад, — ну, я свою часть и снарядил. Нашей парчу на него да и носи».
№43. Жена Химка [727]
Жил муж Филя, у него жена была Хима — беспечная, сонливая, нерадивая. Раз в летний день пошла она рожь жать; жать не жала, легла в поле и заснула. Приходит
Идет она по деревне, считает дворы, подходит к своему двору и говорит: «Вот наш двор!» Спрашивает хозяина: «Филя, а Филя! Дома ли твоя Хима?» — «Дома». Вот она и пошла прочь от окна. «Постой, — думает, — суну-ка я в подворотню голову; если узнает меня собака, так я Хима, а не узнает — значит не Хима». Сунула голову в подворотню; собака залаяла.
727
Афанасьев. Рукопись, № 100; впервые опубликовано в прил. к III т. сказок Афанасьева изд. 1940 г., с. 388—389.
AT 1383 (Жена не узнает себя). См. прим. к тексту № 518. Данный вариант сюжета отличается своебразно разработанными эпизодами встречи нерадивой жены с ворами и с попом, дьяконом, дьячком.
Тут бедная баба совсем поверила, что она не Хима, и пошла к вечеру на большую дорогу. Попадаются ей навстречу воры. Она и просит: «Возьмите меня с собой; я знаю богатого мужика, обворуем его». — «Пойдем». Пошли воровать. Проломали в клети крышу и опустили туда Химу: «Подавай, а мы брать станем». Она набрала себе орехов, а им подала мешок с золою. Воры осерчали: «Черт с ней, — говорят, — бросим ее, пусть сидит там!» Хима услыхала это, навязалась сама на веревку и кричит им: «Тащите, вот добро, так добро». Воры ее и вытащили.
Пошли искать иного места; идут мимо кладбища. «Ну, Химушка, ты посиди пока тут, а мы пойдем к дьякону баранов красть». Воры ушли, а Хима села на могиле, сидит да орехи щелкает. Вышел дьякон помочиться и видит на могиле эдакое чудище. Побежал к попу: «Вставай, батюшка, покойник из могилы вылез, зубами щелкает!» Поп был нездоров, позвал еще дьячка и велел нести себя на носилках: «Пойду, — говорит, — мертвеца отчитывать». Вот дьякон с дьячком несут попа, а Хима думает, что то воры и закричала: «Что, несете?» Дьякон говорит: «Несем!» — «Жирного?» — «Жирного!» — «Ну, скорей давайте, я есть хочу». Дьякон думает: «Что ж, я-то жирнее попа, пожалуй, за меня хватится!» Испугался, бросил попа на земь, да бежать; дьячок за ним, а поп так головой о могильный камень пришелся, что еле-еле к рассвету опомнился. Поутру шел народ на работу, увидел Химу и отвел к мужу.
№44. Фомка-дурак и его жена [728]
Жил мужик с бабою; звали его Фомкою, был он большой дурак и трус. Только смеркается, то и на двор побоится выйти. А баба — известное дело, как при таком муже не завести любовника — и таки завела. Один раз Фомка пришел домой пьяный да веселый; еще никогда таким не бывал. Поужинал, снял портки и лег с женой спать. А ночь была темная-темная, дождь как из ведра поливает.
На ту пору постучался к бабе любовник, собака и залаяла. Фомка услыхал, что собака на дворе лает, и давай тюкать: «Тю-тю, тю-тю». —
728
Афанасьев. Рукопись, № 127; впервые опубликовано в прил. к III т. сказок Афанасьева, изд. 1940 г., с. 393—394.
AT 1383 (Мужик не узнает себя). См. примечания к тексту № 518. Вариант, приведенный Афанасьевым в сноске, относится к разновидности сюжета, обозначенной в указателе СУС номером — 1383* (Одураченный муж) и имеет сходство с сюжетом типа 1739 — ср. «заветную» сказку о том, как поп родил теленка». Ср. «Жорж Данден» Мольера.
В сноске Афанасьев привел вариант заключительного эпизода сказки: «Фомка забрался в хлев и улегся спать возле вола. Наутро спрашивает его жена: «Где ты, паскудный, ночь пропадал?» — «Да в хлеву возле вола грелся». Баба пощупала ему брюхо и говорит: «Что ж теперь делать, ведь ты с волом ночевал; так дня через три теленка родишь... Ступай на это время в лес, а то от людей стыд приймешь». Фомка взял хлеба и ушел в лес; а баба давай гулять с любовником. Озяб Фомка в лесу и забрел в чужую деревню, выпросился у
«Молчи, — говорит жена, — а то волки по деревне ходят, овец режут, пожалуй, к нам зайдут». — «Невжли ты боишься?» — «А ты разве не боишься?» — «Я-то? Да ты знаешь, какой я смельчак? Хочешь: сейчас окно отворю да начну тюкать?» — «А ну, Фомушка, отвори да потюкай». Фомка отворил окно и кричит спьяна: «Тю-тю». — «Ах, Фомушка, затвори окно, не то волки в избу залезут да нас поедят». — «Я ничего не боюсь». — «Экой ты смелый!» — «Э, ты еще меня не знаешь! Хочешь, я выйду в сени да в сенях начну тюкать?» — «А ну, выйди да потюкай в сенях», — говорит жена, а сама на уме держит, как бы поскорей его на двор выпихнуть.
Фомка вышел в сени и опять: «Тю-тю, тю-тю!» Баба идет сзади да подхваливает: «Ох, Фомушка, какой ты небоязливый! А я думала, что ты побоишься». — «Э, дура, разве не знаешь, какой я хватюга? Я еще отворю двери на двор да еще громче начну тюкать!» — «А ну, попробуй, попробуй, Фомушка!» Фомка отворил двери, высунул на двор голову и снова кричит: «Тю-тю!» Тут баба как толкнет его в шею, выпихнула на двор и заперла двери засовом, а любовника в окно впустила и легла с ним на постель.
Фомка ходит без порток, вокруг избы, намок весь, стучится в окно да просится со слезами в избу. «Какой леший там стучится?» — спрашивает хозяйка. — «Это я», — говорит Фомка. — «А ты кто?» — «Фома!» — «Какой Фома? Ты — Мора, а не Фома. Мой Фома со мной на постели лежит». А сама шепчет любовнику: «Откликнись ему». Любовник и закричал: «Кой черт там около избы бродит? Вот только выйду на двор, так дам себя знать: так шею накостыляю, что долго не забудешь!»
Бедный Фомка не знает, что и делать. «Видно, — думает, — я пьяной к чужой избе подошел». И начал себя поверять — считает избы. «Вот эта — кумова изба, а это — братова, а эта — Кондратова, а четвертая моя». Постучал опять в окно; а его все не пускают, беда да и только. Пошел к куму, постучался. «Кто там?» — «Это я, кум». — «Чего тебе?» — «Да видишь, кум, я немножко выпивши, не могу до своей избы дойти; проводи меня, пожалуйста». Кум оделся, вышел, смотрит — Фомка без порток в одной рубахе стоит, перезяб, трясется. Провел его до двора и стучится: «Кумушка, ты спишь?» — «Нет, кум, еще не сплю, а что там?» — «Да вот возьми своего Фому, он совсем пьяный». — «Какой там Фома? Это Мора — всю ночь около избы таскается, не дает нам спокою; мой муж давно дома». На ее речи и любовник отозвался. «Что ты, кум, я давно дома; это у тебя Мора. Брось ее к черту!»
Кум испугался, бросил Фому и убежал домой. Что делать Фомке? На дворе холодно, а в избу не попадешь. Принужден был забраться к свиньям в хлев, там и переночевал до утра. На другой день приносит баба свиньям корм, увидала мужа и говорит: «Это ты, Фомушка? Каким манером сюда попал? А я тебя всю ночь проискала». — «Молчи, жена, я и сам себя с похмелья не помню. Видно меня пьяного черти таскали». — «То-то, Фомушка, говорю тебе, не напивайся».
№45. Догадливая хозяйка [729]
729
Завет. ск. (Женева, № XXII, соответствует тексту рукописи Афанасьева, где сказка имеет тот же номер). Перепечатывается с женевского сборника впервые, некоторые слова опущены или заменены другими.
AT 1445* (Пока не запотеет). В AT учтены только эстонские варианты этого сюжета, но известен также украинский его вариант (Гринченко Б. Из уст народа. Чернигов, 1901, № 218). Латышские архивные тексты подобных анекдотических сказок отмечены в указателе Арайс-Медне (с. 184). Сюжетных параллелей к «заветной» сказке Афанасьева в русских сборниках нет.
Жила-была старуха, у ней была дочь — большая неряха. За что ни возьмется, все у ней из рук валится. Пришло время — нашелся дурак, сосватал ее и взял за себя замуж. Пожил с нею год и больше и прижил сына. Пришла один раз она к матери в гости. Эта ну ее угощать да потчевать. А дочь ест да сказывает: «Ах, матушка! Какой у тебя хлеб скусный, настоящий ситный, а у меня такой, что и проглотить не хочется, — настоящий кирпич». «Послушай, дочка! — говорит старуха, — ты верно нехорошо месишь квашню, оттого у тебя и хлеб не скусен. А ты попробуй квашню вымесить так, чтобы у тебя... была мокрая! Так и дело будет ладно».