Народные русские сказки
Шрифт:
Бегут, а навстречу им медведь. «Куда вы, серые волки?» — «Ах, Михайло Иванович! Ты не знаешь нашего горя: пришли к нам козел да баран, принесли с собой целый куль волчьих голов, хотят студень варить; мы убоялись, чтоб они и до нас-то не добрались, и убежали». — «Ах вы, дурачье! — сказал медведь. — Козел да баран сами к вам пришли, только бери да кушай; а вы убоялись! Пойдемте-ка со мною». — «Пойдем!»
Козел и баран увидали, что волки назад идут, засуетились, забегали. Козел взобрался на дерево, изловчился и уселся, а баран лез, лез, никак не может высоко подняться, ухватился кое-как за сук передними ногами и повис на нем. Вот пришел и медведь с волками, смотрит: куда бы девались козел да баран? Нигде не видать. «Ну, братцы, — сказал медведь волкам, — собирайте желудей, стану ворожить: куда запропастился козел с бараном?» Волки набрали желудей; а медведь сел под дерево, стал выкидывать желудями и ворожить, как бабы на бобах
Баран говорит козлу: «Ах, козел, упаду; мочи нет — ногам больно!» — «Держись, — отвечает козел, — а то ни за грош пропадем; они заедят нас!» Баран крепился-крепился, да как повалится наземь! Козел видит беду неминучую, выстрелил в ту ж минуту из ружья и закричал во всю глотку: «Хватай ворожею-то, держи его!» Медведь испугался, как бросится бежать без оглядки, а волки за ним. Так все и разбежались. Тогда козел слез с дерева и не захотел оставаться в лесу. Воротился он вместе с бараном домой, и стали себе жить-поживать да лиха избывать.
№47 [175]
Жили старик да старуха, у них были баран да козел, только такие блудливые: совсем от стада отбились, бегают себе по сторонам — ищи где хочешь. «Знаешь что, старуха, — говорит старик, — давай заколем козла и барана, а то они с жиру бесятся! Пожалуй, туда забегут, что и не найдешь; все равно пропадут даром». — «Ну что ж? Заколем». А баран с козлом стояли под окошком, подслушали эти речи и убежали в густой-густой лес. Прибежали и говорят: «Надо развести теперь огонь, а то холодно будет; вишь какая роса холодная». Стали они таскать хворосту; набрали целую кучу. Надо огню добыть.
175
Место записи неизвестно.AT 130 Д* + 125. Характерный для сюжетного типа 125 эпизод, в котором звери пугаются, увидев звериную голову в мешке, в данном варианте отсутствует.
Недалеко мужики жгли уголья. Вот козел с бараном утащили у них головешку, развели огонь и сели греться. Вдруг прибежали три медведя и уселись около костра. Что делать! Козел стал спрашивать: «Что, баран, есть хочешь?» — «Хочу». — «А что, ружье у тебя заряжено?» — «Заряжено». — «А топор востёр?» — «Востёр». — «Ну поди, добывай на ужин». — «Нет, брат козел, я сейчас только пришел; не пойду». — «Неужто ж нам голодным спать? Ступай убей вот этого медведя; мы их не звали, они сами к нам пришли! Зажарим да поужинаем».
Медведь оробел и говорит: «Ах, братцы — козел и баран! Где станете меня жарить? Вишь у вас какой малый огонь! Пустите меня, я наломаю вам дров, разведу побольше костер, тогда убейте меня и жарьте». — «Хорошо, ступай за дровами». Медведь вскочил и давай бог ноги. «Кто себе враг! — думает он про себя. — Ни за что не ворочусь назад». Другой медведь видит, что посланный за дровами не ворочается, и взяло его раздумье: пожалуй, они за меня теперь примутся. «Пойду, — говорит, — помогу тому медведю, верно он так много наломал, что и притащить не в силу». — «Ну ступай, помоги». Вот и другой медведь убежал; остался еще один. Козел обождал немножко и говорит: «Ну, брат медведь, приходится тебя бить. Сам видишь, очередные-то ушли!» — «Ах, братцы, на чем же станете меня жарить? Огню-то вовсе нет. Лучше пойду я да погоню очередных назад». — «Да и ты, пожалуй, не воротишься?» — «Ну, право, ворочусь, да и тех с собой приведу!» — «Ступай, да поскорей приходи; не умирать же нам с голоду. Коли сам за вами пойду — всем худо будет».
И последний медведь со всех ног пустился бежать и убежал далеко-далеко. «Славно, брат, надули! — говорит козел. — Только, вишь, здесь надо каждого шороху бояться. Пойдем-ка домой, заодно пропадать, а может, старик-то и сжалится». Вот и воротились домой. Старик обрадовался: «Накорми-ка их!» — говорит старухе. Козел и баран зачали ласкаться; старухе жалко их стало. Она и говорит старику: «Неужто нам есть нечего! Не станем колоть козла и барана, пусть еще поживут!» — «Ну, ладно!» — сказал мужик. Стали они жить себе, поживать да добра наживать; а козел с бараном баловство свое совсем оставили, сделались смирными да послушными.
Медведь, лиса, слепень и мужик
№48 [176]
Жил-был мужик, у него была пегая лошадь. Мужик запряг ее в телегу и поехал в лес за дровами. Только приехал в лес, а навстречу ему идет большой медведь. Поздоровался с мужиком и спрашивает: «Скажи, мужичок, кто твою лошадку пежил [177] ? Ишь какая рябенькая да славная!» — «Эх, брат Мишка! — говорит
176
Место записи неизвестно. Опущено Афанасьевым окончание, неудобное для печати. В Примечаниях (кн. IV, 1873, с. 23) он указал: «С окончанием этой сказки желающие могут познакомиться в стихотворной ее переделке в Сочинениях Василия Майкова (изд. 1809 г., Спб., с. 211 и изд. 1867 г., с. 213)».AT 152. Варианты отмечены в указателе AT в финском, эстонском, латышском, немецком, сербохорватском и русском материале, а литовские и польские тексты обозначены номером 152 В*. Не учтены в указателе украинские сказки — их опубликовано 5, из них две в зарубежных изданиях: Kryptadia. Recueil de documents... `a l’'etude de traditions populaires. Paris, 1883, Vol. V, p. 9—10; Hnatjuk V. Das Geschlechtsleben des ukrainischen Bauervolkes in "Osterreich — Ungarn. Leipzig, 1912, T. II, S. 446—448. Русских вариантов — 7. Разновидность данного типа представляет украинский текст сборника Левченко (№ 410): мужик запрягает медведя, захотевшего походить на рябую кобылу, в плуг, и пежит его.
177
Сделал пегою.
Медведь согласился. «Погоди, — думает мужик, — я тебя спеленаю!» Взял вожжи и веревки и так скрутил, опутал медведя, что тот зачал реветь на весь лес, а мужик ему: «Постой, брат Мишка! Не шевелись, пора пежить». — «Развяжи, мужичок! — просится медведь. — Я уже не хочу быть пегим; пожалуйста, отпусти!» — «Нет, старый черт! Сам напросился, так тому и быть». Нарубил мужик дров, наклал целый ворох и развел огонь жарко-жарко, да взял топор и положил его прямо на огонь.
Как накалился топор докрасна, мужик вытащил его и давай пежить медведя; только заверещало [178] . Медведь заревел что есть мочи, понатужился, перервал все веревки и вожжи и ударился бежать по лесу без оглядки — только лес трещит. Рыскал, рыскал медведь по лесу, из силы выбился, хочет лечь — нельзя; все брюхо и бока выжжены; как заревет, заревет! «Ну, только попадись мне мужик в лапы, уж будет меня помнить!»
178
Верещать — трещать, шипеть как масло или вода на огне.
На другой день мужикова жена пошла в поле рожь жать и взяла с собою краюшку хлеба да кувшин молока. Пришла на свою полосу, поставила к сторонке кувшин с молоком и стала жать. А мужик думает: «Дай проведаю жену». Запряг лошадь, подъезжает к своей полосе и видит, что во ржи бродит лиса. Подобралась плутовка к кувшину с молоком, кое-как всунула в него свою голову, да назад-то уж никак ее и не вытащит; ходит по жниве да головою мотает и говорит: «Ну, кувшин, пошутил, да и будет!.. Ну, полно же баловать: отпусти меня!.. Кувшинушко! Голубчик! Полно тебе дурачиться, поиграл, да и довольно!..» А сама все головою мотает. Вот покудова лиса уговаривалась с кувшином, мужик достал полено, подошел да как урежет ее по ногам. Лиса бросилась вдруг в сторону, да головой прямо об камень, и кувшин в мелкие черепки разбила. Видит, что за ней гонится мужик с поленом, лиса как прибавит рыси, — даром что на трех ногах, а не догонишь и с собаками, — и скрылась в лесу.
Воротился мужик и стал накладывать на телегу снопы. Откуда не взялся слепень, сел ему на шею и больно его укусил. Мужик хватился за шею и поймал слепня. «Ну, — говорит, — что с тобой мне делать? Да хорошо, постой, будешь и ты меня помнить». Взял мужик соломину и воткнул ее слепню в зад. «Лети теперь как знаешь!» Бедный слепень полетел и соломину за собой потащил. «Ну, — думает себе, — попался я в руки! Еще отроду этакой ноши я не таскивал, как теперь!»
Вот летел он, летел, прилетел в лес и совсем уж из сил выбился. Захотел сесть на дерево отдохнуть, думал повыше подняться, а соломина тянет его книзу. Бился-бился, насилу кое-как присел, запыхался и так тяжело начал дышать, что даже дерево зашаталось. А под этим деревом лежал тот самый медведь, которого мужик пестрил. Медведь испугался: отчего так шибко зашаталось дерево? Глянул вверх, а на дереве сидит слепень. Он и закричал ему: «Эй, брат! Родня! Слезай, пожалуйста, долой, а то, пожалуй, ведь ты и дерево повалишь».