Нарушенная клятва
Шрифт:
Мэтью спешился первым. Соскочив с коня, он с наслаждением потянулся, подняв руки, потом хлопнул ладонями по бедрам, обтянутым кожаными штанами, топнул пару раз, чтобы размять затекшие ноги в высоких сапогах, перебросился парой шуток с Дугом Скоттом и лишь после этого направился к жене.
Тилли не двинулась навстречу ему: она не хотела, чтобы кто-нибудь слышал предстоящий разговор. Она даже не протянула рук навстречу, чтобы как можно скорее прикоснуться к мужу, как делала всегда, даже после короткой разлуки. Такое поведение встревожило Мэтью.
— Что случилось? — спросил он.
Тилли
— Только, ради Бога, не говори мне, что вы с дядей опять…
— Он знает, Мэтью.
— Знает — что?
— А как ты думаешь?
— Но как?..
— Очень просто, ведь он ловок и умен. Он… написал в Англию, чтобы… там разузнали, существовал ли владелец шахты по фамилии Троттер.
Мэтью отступил на шаг и чуть качнул головой.
— Нет! — Это слово гулко отдалось у него в груди. — Ты ошибаешься.
Теперь Тилли на миг закрыла глаза и вздохнула.
— Он сам сказал мне, что дал такое поручение своему агенту.
— Черта с два он дал! — Мэтью оглянулся на дом, и его лицо, покрытое слоем пыли, побагровело. Потом, снова уставившись на Тилли, он спросил: — Ты не ошибаешься?
— Нет! — Не сдержавшись, она почти выкрикнула это слово, но тут же зажала рот рукой и отвернулась в ту сторону, где пустынная дорога вонзалась в горизонт. О, как ей хотелось оказаться дома, снова дома, во что бы то ни стало — да, дома. Это желание захлестнуло Тилли с такой силой, что она уже собиралась высказать его вслух, но в этот момент Мэтью произнес:
— Я положу этому конец. — Он потянул ее за руку. — Пойдем.
Но они не пошли к парадной лестнице, а направились вокруг дома. На ходу Мэтью объяснил:
— Я хочу привести себя в порядок перед встречей с ним: дядя всегда такой элегантный, что заранее начинаешь испытывать неловкость за свой вид.
Впервые на памяти Тилли он произнес нечто такое, что можно было бы считать выражением осуждения — пусть даже самого незначительного — этого человека.
Подходя к задней двери, она сказала:
— Я велю Диего приготовить ванну.
— Нет, это слишком долго. Я пойду в душ.
— Но ведь там вода холодная.
— Ну что ж, — Мэтью натянуто улыбнулся, — может, она освежит мне голову и прочистит мозги. Я чувствую, что они мне скоро понадобятся. Пришли мне туда чистую одежду. — Остановившись, он крепко пожал руку Тилли. — Не беспокойся. Это будет последний раз, когда он вмешивается в нашу жизнь. Уж я позабочусь об этом. И я полностью согласен с тобой — нам действительно нужно обзаводиться собственным домом.
В ответ она тоже сжала его пальцы. Мэтью развернулся и направился к деревянному домику, на крыше которого был установлен большой бак. Из него выходили трубы, тянувшиеся почти на полмили, до самой реки. Бак наполнялся при помощи ручного насоса, а внутри домика имелся рычажок, посредством которого можно было открыть путь воде, и она, проходя через продырявленную во многих местах оловянную тарелку, образовывала душ.
У Мэтью ушло не более четверти часа на то, чтобы раздеться, вымыться и снова одеться в чистое. Но он не сразу покинул домик, а постоял минут пять, обдумывая, с чего начать предстоящий
Но, чего и следовало ожидать, все произошло не так, как он планировал, и Альваро Портез перехватил инициативу. Он сидел в кресле у огня с книгой на коленях и стаканом вина на маленьком столике рядом, и не поднял головы, когда дверь отворилась, и вошел Мэтью. Он не поднял глаз даже тогда, когда Мэтью встал прямо напротив него, он просто заговорил:
— Я совершенно точно знаю, что ты собираешься сказать, Мэтью. Что все это не мое дело. И зачем я это сделал. Что это, мягко говоря, был в высшей степени неджентльменский поступок. Ты выслушал свою жену — ее версию нашего с ней разговора, и, вне всякого сомнения, ты в ярости. А теперь ты услышишь мою. Сядь.
— Я предпочитаю стоять, дядя.
Альваро поднял голову и улыбнулся.
— Точно так же повела себя и твоя жена. Хорошо. Как тебе будет угодно. Начнем с того, что, как тебе известно, у меня есть дела в Лондоне, связанные с судостроением, и я уже много лет состою в постоянной переписке с моим тамошним агентом. Мы с ним никогда не встречались, но между нами сложилось нечто вроде… скажем так, дружбы на расстоянии. Мы заканчиваем наши письма вопросами о семье. Он всегда выражает надежду, что нас тут не слишком тревожат индейцы. Он весьма уважает мистера Хьюстона. Конечно, его мнение — это всего лишь мнение одного человека. Но я не так глуп, чтобы сообщать ему свое мнение, что он избрал для своего уважения неподходящий объект. Как бы то ни было, наша переписка касается не только бизнеса, поэтому вполне естественно, я написал ему, что мой племянник вернулся вместе с женой — очень красивой леди, которая незадолго до их женитьбы овдовела. — Альваро склонил голову набок и искоса взглянул на Мэтью. — А еще я написал, что она происходит из хорошей семьи, что ее покойный муж был помещиком и к тому же владельцем шахты. — Он помолчал. — Находишь ли ты что-либо предосудительное в том, что я успел тебе рассказать?
Мэтью не ответил — он ждал продолжения. Его лицо не выражало никаких эмоций, он пристально смотрел на дядю.
— И вот, — продолжал Альваро Портез, — случилось так, что с последней почтой я получил от мистера Уиллиса письмо, в котором было несколько строк такого содержания: он рад узнать, что ты счастлив в браке, однако, насколько ему известно, никакого владельца шахты по фамилии Троттер нет и не было.
— С чего это он вдруг решил проявить такую заботу? — зловеще холодно спросил Мэтью.
— Для этого тоже есть объяснение. Мистер Уиллис не только мой агент — он является также агентом нескольких шахтовладельцев на севере страны, которые морем перевозят свой уголь в Лондон. Ну как, совпадает мое объяснение с версией твоей жены?
— Нет. В вашей новой интерпретации все выглядит просто прекрасно. Но я уверен, если бы и Тилли услышала то же самое, у нее не было бы причин огорчаться.
— Ну что ж… — Альваро встал. — Видишь ли, Мэтью, я ведь не на скамье подсудимых. Я рассказал тебе, как все это произошло. Больше я ничего не могу сделать. Ты должен поверить либо мне, либо ей.