Нас больше нет
Шрифт:
— Это неправильно как-то, — хмурюсь я, осматривая двор.
??????????????????????????— А кто очерчивает границы правильности? В любом случае, если ты скажешь, что хочешь уйти, мы уйдем.
— Мы?
— Я все еще не передал дежурство. — Давид прячет руки в карманы, склоняет голову набок.
— Да брось, здесь всего-то один квартал пройтись. Я и сама доберусь.
— Не положено. Что с пальцем? — Он зацепился взглядом за мою руку, когда я поправляла волосы.
— Ничего страшного, порезалась, — отмахиваюсь
— Дай посмотреть. — Он осторожно перехватывает мою ладонь, и я вздрагиваю от этого прикосновения.
— Не нужно, там царапина всего лишь. — Пытаюсь освободиться от его захвата, но его пальцы сжимаются вокруг моей кисти сильней, не позволяя это сделать. По телу вновь ползет предательская дрожь, я начинаю нервничать.
— И поэтому весь пластырь в крови? Пойдем в дом, нужно промыть и нормально заклеить его, иначе инфекцию какую-нибудь занесешь.
— Все нормально, Давид. — Эта его гиперопека раздражает. — Не переживай, папочка ничего не вычтет из твоей зарплаты из-за недосмотра за его дочуркой.
— Глупая. — Он резанул меня колючим взглядом. Мои слова ему не понравились. Он был прав, когда говорил, что в колкостях мне нет равных. — Пойдем. — Тянет меня за собой под насмешливые взгляды своих родственников, которые замечаю только я. Потому что Давид в этот момент слишком сосредоточен на том, чтобы быстрее довести меня до аптечки, словно я истекаю кровью от смертельной раны.
Давид привел меня в кухню. Я прислонилась бедрами к столешнице, наблюдая за мужчиной. Внешне он казался спокоен, но по плотно сжатым челюстям можно легко заметить его напряжение.
Он хорошо ориентируется в доме. Из этого я делаю вывод, что бывает в гостях у брата часто. Давид безошибочно тянется к полке, где находится аптечка, мой же взгляд падает на полоску оголенной спины, где из-за пояса торчит пистолет.
На мгновенье мне становится не по себе. Это пугает. Напоминает о том, что передо мной не безобидный мужчина, а жесткий, опасный и готовый… защитить меня в любой момент.
Я заставляю себя успокоиться. Он ведь работает в охране, оружие — это нормально при его деятельности. Правда, мне вдруг очень захотелось, чтобы ему ни разу не пришлось пользоваться им.
— Давай палец сюда. — Давид подходит к раковине, поворачивается ко мне. В руках у него баночка с перекисью.
Я кривлюсь. И так палец ноет от боли, пульсирует, а сейчас все заново.
Давид осторожно отклеивает пластырь. Капелька крови в мгновенье начинает скатываться вниз, к ладони.
Леонов молча подносит мою руку к раковине, обливает перекисью. Я смотрю на вспенившуюся кровь.
— Не больно? — интересуется он, обращаясь со мной осторожно.
— Кажется, нет. — Пожимаю плечами, сама же вновь задыхаться начинаю. Слишком близко мы, слишком тесно здесь.
— Хорошо, потому что сейчас точно будет жечь. — Вторая баночка оказывается
— О нет, давай без этого, — резко отзываюсь я.
Перед йодом у меня страх еще с детства. Я как-то разодрала себе колени, и бабуля от души плеснула им на рану, да так, что на всю жизнь запомнилось.
— Не будь трусихой, Настька и та стойко выдерживает такие процедуры. А ей три года всего.
— Давай просто пластырем, — предлагаю я, выдергивая свою руку из его захвата и пряча ее за спиной.
— Я подую, не бойся, — усмехается он, хитро сверкая глазами.
Я поджимаю губы. Игры в доктора мне вовсе не нравятся. Но сдаюсь. Слишком быстро. Просто знаю, что Леонов не отстанет.
Выставляю руку перед собой. Жмурюсь, чтобы не смотреть, как он будет замазывать порез йодом. Черт, это ведь и в самом деле не обязательно. Маленький порезик. Послезавтра уже и забуду о нем.
Но это Давид. Ему нужно все по инструкции сделать.
— Мать твою, ты точно лечишь? — вскрикиваю, потому что боль усиливается.
В следующий момент он прижимает к пальцу вату и обматывает бинтом. С непроницаемым выражением лица.
— Мы могли пластырем обойтись, — недовольно морщусь я.
— Кровь скоро остановится, и снимешь. Иначе все вокруг ею зальешь, — заботливо поясняет Леонов.
— Подуть забыл, — бурчу в ответ.
— Точно. Из головы вылетело. Могу поцелуйчиком полечить.
— Обойдусь.
— Волшебным. — Бровь Давида иронично ползет вверх. У него всегда были дурацкие шуточки.
— Раньше как-то не замечала никакого волшебства.
— Нужно просто по-особенному.
— Ты что, флиртуешь со мной? — прищуриваюсь я, смотря на него с подозрением.
— Просто настроение хорошее. Идем, мы ведь сюда приехали не для поедания шашлыков.
Давид берет меня за руку и тянет вглубь дома. Он чувствует себя здесь свободно и комфортно. И вообще ведет себя беззаботно. Словно между нами не пропасть в три года, обиды, предательство, а еще статус «объект — надзиратель». Он ведет себя скорее как старый друг, что бесит меня до трясучки. Потому что мы не друзья. Даже не старые.
Леонов открывает одну из дверей. Она ведет в прачечную. Здесь просторно и открыто окошко.
— Вот, — перевожу взгляд в угол, куда указывает Давид, — видишь? Я не соврал. Все здесь.
Я забываю обо всем. Даже о том, что Леонов сейчас стоит бок о бок со мной. В углу в коробке Каспер и малыши. На лице растягивается улыбка. Я приседаю рядом с ними.
— Привет, мои хорошие. — Тянусь к кошке и чешу ее за ушком. Каспер как глоток свежего воздуха. И воспоминание о прошлом.
— Я на заднем дворе, если что. Наобщаешься с шерстяными, приходи к нам. Долго не задержимся здесь, дел еще полно, — слышится за спиной голос Давида, а в следующий момент он покидает комнату, тихо прикрыв за собой дверь.