Нас кто-то предает
Шрифт:
— …Осенью море не спокойно, — не открывая по-прежнему глаз, негромко стал бормотать, будто сквозь дремоту, Десебр. — Путь до Фаларии не близок… Боюсь, «Анастасия» может не выдержать тягот пути и не добраться до родных берегов… Меня одолевают дурные предчувствия, Ахмат…
— Твои предчувствия никогда не обманывали тебя, чтимый из чтимых, — отозвался Ахмат и быстро вышел из ложи.
Тимур понял, что готовится злодейство. Почти не таясь, он выскочил из своего убежища в надежде, быть может, догнать того
Куда бежать, он, понятно, не знал.
Коридоры замка то и дело пересекались, разветвлялись, упирались в какие-то тупики.
Стражник в длинной до колен кольчуге, с копьем в руке стоявший у кованых каких-то дверей, заметил Тимура, торопливо промелькнувшего туда-сюда в конце коридора. Не покидая очень важного, видимо, поста своего, он тем не менее трижды и еще раз ударил окованным древком копья в гулкий пол.
Тотчас посыпались из разных закоулков стражи, бросились на поиски чужого.
Тимур метался по коридорам, анфиладам и залам замка, как мышь в лабиринте.
Один из мрачных полуподземных ходов привел его к железом обитой двери.
Тимур стал в отчаянии дергать ручку. Дверь не поддавалась.
Наконец он заметил, что дверь заперта на огромный замшелый засов. Напрягая все свои силенки, стал пытаться вытянуть из пазов тяжкую ржавую пластину.
Погоня приближалась.
В последнем отчаянии он все же сумел сдвинуть засов, рванул на себя огромную кованую дверь, дверь нехотя стала отворяться — и…
…и он оказался в грязной, темной, загаженной кошками и людьми городской подворотне, загроможденной мусорными контейнерами, пустыми ящиками, бочками из-под краски…
Все еще тяжко, запаленно дыша, Тимур метнулся бежать в одну сторону — наткнулся на решетку, которая отделяла подворотню от двора, в другую сторону — ему стало видно улицу, по которой шли горожане и отдыхающие, проезжали машины, гремел трамвай…
Он вернулся к двери, из которой только что выскочил. Боязливо подергал ее.
Дверь была наискось заложена стальной пластиной, в пробое которой висел огромный ржавый замок. Судя по всему, дверь не открывали уже многие годы.
Мальчик смотрел растерянно.
Взял на ладонь наконечник стрелы — самодельный амулет свой, стал внимательно глядеть, словно дожидаясь от него ответа.
Удивился: неяркое, но отчетливое свечение источалось от этого кусочка металла, тем более явственно заметное, что в подворотне было почти темно.
По предвечерней улице он прибрел к причалу.
Большинство катерков уже отдыхали, каждый в своем закуточке.
Место «Анастасии» пустовало.
Тимур спустился на причал и крикнул мужику, который укрывал брезентом пассажирские скамьи на своем катере:
— Дядя Леш! А Георгий разве еще не приходил?
— Часа три здесь. Не было «Анастасии».
Мальчик
Метались над берегом чайки, кричали так, как будто накликали беду. Тимур опять взял на ладонь наконечник-амулет, вопрошающе стал смотреть на него.
— …путь до Фаларии не близок, — внезапно охрипнув, сказал он сам себе и снова устремился грустным взглядом в море.
Наконец он что-то увидел. Поднялся на ноги, взбежал повыше. Слышался стук мотора. Пограничный катер тащил на буксире «Анастасию». Георгий багром подтянул катер, кое-как ошвартовался. Человек пять пассажиров, дрожавших на скамейках от холода, каждый под каким-нибудь тряпьем, под куском брезента, тотчас стали выбираться на причал, злые, напуганные.
— Ну Жорик! Спасибо за прогулочку! — со злым ехидством кинула напоследок та самая отдыхающая, которая просилась возле кафе в заповедник.
— Спасибо, что хоть в живых оставил! Век не забудем!
Георгий виновато улыбался, глядя им вслед. Потом спохватился и помахал пограничникам, которые уже разворачивались уходить в море:
— Петро! Литруха за мной! За буксир спасибо! С катера что-то добродушное и насмешливое прокричали в ответ.
— Ты чего здесь? — удивился Георгий, увидев брата, и тут же с не прошедшим еще изумлением стал объяснять: — Понимаешь, нич-ч-чего не понимаю! Пошел на заповедник — полные баки, конечно, заправил. Только отошли, напротив маяка — стоп, машина! — ни одной капельки! Ни в баках! Ни в канистрах! Нич-ч-чего не понимаю!
Закрепляя катер на стоянке, укрывая его брезентом, Георгий без остановки говорил:
— Унесло бы нас к чертовой матери, это как пять копеек! Спасибо, Петро подвернулся! — И опять недоуменно крутил головой: — Ну ладно, вылилось! Ладно! Так хотя бы запах должен остаться! Нич-ч-чего не могу понять!
— Это «чтимый», — вновь охрипнувшим от волнения голосом сказал Тимур. — Тот корабль назывался «Святая Анастасия» — почти как наш.
Георгий непонимающе оглянулся на бормотание брата, вновь погрузился в недоуменное размышление свое.
Тимур тоже прикусил язык: никому ничего внятно он объяснить не сумеет.
Следующим утром он опять сидел на берегу бухточки и, стараясь самому себе казаться равнодушным, то и дело поглядывал на другой берег, где под оглушительную музыку и крики «мадам Карабас» занимались хореографией девчонки в разноцветных, как леденцы, купальниках.
Его заметно лихорадило от волнения ожидания.
Он спустился к тому месту, где Сандра в прошлый раз вынырнула на берег, и от нечего делать стал лепить из мокрого песка нечто вроде амфоры (такой, какие во множестве он видел в том замке). Получалось похоже.