Нас просто не было 2

Дюжева Маргарита

Знал, что преследует какие-то цели, выходя за меня замуж. И меня это не останавливало. Был рад, что поймал, и даже не особо заморачивался о причинах. Мало ли что это может быть. Отцу досадить, перед подругами выпендриться. У девушек же есть такая фишка: выскочить замуж раньше других. Да что угодно! Но только не так. Не ради новых трусов.

Все еще надеялся на что-то, поэтому поехал к ее папане. Он встретил как всегда – бодрой улыбкой, которая стремительно погасла, стоило ему заглянуть в мои мрачные глаза. Как-то сник. Сел за свой царский стол, недовольно нахмурился, взял ручку и неосознанно

начал ее крутить, выдавая свое напряжение. Первый раз видел его таким разобранным, но было насрать. Если все, что сказал Градов – правда, то он соучастник. Прекрасно знал о проделках дочери, сам ее к этому толкнул. И молчал, улыбался в глаза, зная, что творится за моей спиной. Они одной породы. Антины. Я задавал вопросы в лоб, не юля, не щадя. С каждой минутой все больше холодея внутри. Андреич не стал отпираться, ходить вокруг да около. Признался, во всем честно, хоть и был не в восторге от беседы.

Хотелось поехать к ней, устроить такой разгон, чтобы стены обрушились. Вывернуть, вытрясти из нее всю правду. Разорвать. Выжечь. Причинить боль. От ярости дымился, гнал как сумасшедший. Но чем ближе к городу, тем горше становилось внутри. И на смену желанию крушить пришло нестерпимое желание избавиться от нее. Отвернуться. Забыть, как кошмарный сон.

Сам виноват. Во всем. Ведь изначально знал, что ничего у нас не нет общего. Но самоуверенно полагал, что хватит сил ее перекроить, переделать. Что главное – удержать ее рядом, а там уж справлюсь, достучусь. Хватит. Настучался уже по уши. Знать ее не хочу! Она как символ моей неискоренимой беспечности, символ моего провала. Видеть не могу больше.

А дальше, как в бреду, вместо того чтобы завернуть к ней, доехал до ЗАГСа и подал заявление на развод, еще до конца не веря, что сделаю это. Разорву нашу связь. Что все закончилось. Нам дали месяц на раздумья. Гребаный месяц. Все осмыслить, разобраться в себе и, если передумаем – забрать заявление. В чем здесь разбираться? В том, что наивный влюбленный дурак? Ничего не замечавший из-за своей одержимости этой заразой? Так я знал это давным-давно. Просто отрицал очевидное. А она вон какая молодец. Взяла и махом все доказала, расставила по местам.

Самое странное, что хотелось забрать обратно это проклятое заявление сразу, как только подписал. Сдержался. Ругая себя на чем свет стоит, ушел, сжав в руке поганый лист бумаги.

Она звонила. Тысячу раз. Не отвечал. Игнорировал. Сбрасывал звонки. Писала – удалял сообщения, не читая. Не надо мне такого общения. Хотел глаза в глаза. Слышать голос. Видеть ее эмоции. В последний раз.

На третий день успокоился достаточно, чтобы вести себя адекватно, и поехал к ней.

Когда зашел в квартиру, которую привык считать своим домом, снова грудину вывернуло от того, что все это иллюзия. Для нее все это неважно. Имеет значение лишь третья комната, до отказа набитая шмотьем.

Сам себе не верил. И ей не верил. И Градову. Никому не верил. Вспоминал наши последние месяцы. Ведь было здорово. Или я опять херни навыдумывал? И она просто подстроилась? Научилась читать меня между строк и вести себя соответствующе? Так, чтобы я добровольно был готов положить весь мир к ее ногам? Пока она с ним… Черт, даже думать об этом не мог, потому что образы

душили. Один гаже другого.

В квартире тишина, но знал наверняка, что она дома. Как всегда, чувствовал ее каждым атомом.

Кристина обнаружилась в спальне. Спала, прислонившись спиной к изголовью. Полусидя, прижав к себе ноги. Вроде маленькая такая, слабая, а внутри все разворотила хуже атомной бомбы. В тот момент отчаянно захотелось, чтобы Тинка как-то оправдалась. Сказала, что все это бред. Чтобы объяснение нашлось. Неважно какое.

– Градов врал? – задал один единственный вопрос, важнее которого просто не было.

Она мялась, жалась, но ответ я и так видел. В голубых прозрачных глазах, умоляюще смотревших на меня. О чем просишь, родная? Не мучить тебя словами? Пожалеть? Зря. Жалости у меня не осталось.

Дожал ее, заставил говорить. Хотя уже все равно. Я и так знал истину, чувствовал ее каждой клеточкой. Нет никаких ошибок, никакой лжи. Этот хрен сказал чистую правду. Ничего, кроме правды.

Она чуть ли не ревела, тянулась ко мне, а меня словно парализовало. Не мог заставить себя шевельнуться. Руками обвивала шею, а мне казалось, будто по мне ползут змеи. Снаружи. Внутри. Под кожей. Не мог больше. Не хотел. Сдохну, если останусь рядом с ней. От ревности, от злости, от ненависти, от презрения к себе, что, как безвольный слабак, вместо того чтобы отшвырнуть ее, как шелудивую дворнягу, послать на хер, просто сидел, чувствуя, как кишки скручиваются в узел.

Кое-как встал. Выложил уведомление о предстоящем разводе. Кольцо. Оно жгло до кости. Нестерпимо хотелось избавиться от него.

Кристина что-то лопотала, пытаясь удержать, остановить. Оттолкнул ее, осадив, и, не оборачиваясь, ушел. Все. Хватит с меня. Наигрался.

Полчаса стоял на лестничной площадке рядом с ее дверью, закрыв глаза, привалившись спиной к стене. Потому что непреодолимо тянуло обратно. Что-то внутри меня настолько крепко приросло к ней, что не получалось просто уйти, и одна мысль о том, что все, это конец, приводила в бешенство.

Как безумный, окунулся в работу на износ, чтобы ни о чем не думать. Хватался за командировки, за внеплановую работу – за все. Лишь бы отвлечься. Везде она мерещилась. Ее голос, запах, улыбка. Наживую от себя отдирал, выкорчевывал каждое воспоминание. Каждый жест, каждое слово из памяти вырывал. Старался избавиться от нее, оттолкнуть. Не выходило ни черта. Она внутри, пульсировала по венам, обволакивала. Душила своей ложью, подлостью.

Сука. Ненавижу. И при этом отчаянно мечтаю снова увидеть. Бред. Гребаный непрекращающийся бред.

Уму непостижимо, во что я тогда превратился! Каким злобным психом стал! Срывался постоянно, орал на всех. Мало того – в драки несколько раз влезал. Все эмоции, что разрывали меня изнутри, требовали выхода. Требовали жечь, крушить, разрушать. Хорошо, что в тот период Тинито ни разу на глаза не попалась. Убил бы, наверное, и сам бы потом застрелился, к чертям собачьим. А сколько раз ловил себя, останавливался в последний момент, чтобы не набрать ее номер? Сколько раз, колеся по ночному городу, неизменно приезжал к ее дому и сидел часами в машине, пытаясь понять, какого хера здесь делаю?