Нас ждет Севастополь
Шрифт:
Переправившись через дорогу, Глушецкий в изнеможении остановился около кустарника и, повернувшись на спину, стал поджидать, когда подползут остальные. У него опять разболелась голова; в то место, куда он был ранен, казалось, били молотком. «Почему я не попросил сделать сегодня перевязку», — пожалел он.
Первым подполз к нему Федя Кондратюк.
— Пропали штаны, — изрек он, тяжело дыша, — одни дыры остались.
Последними приползли Гучков и Таня. Гучков являлся замыкающим и по приказанию лейтенанта должен был следить за отстающими. Отстающей оказалась Таня. На полпути силы покинули ее, и она сказала
Он так разозлил Таню, что она, стиснув зубы, поползла и не останавливалась до тех пор, пока не преодолела дорогу.
Пересчитав людей, Глушецкий приказал всем обуться.
— Теперь можно идти в рост, — сказал он. — Местность здесь подходящая — много дубков, кустарников, балочек…
Он не успел закончить фразу, как из-за поворота вынырнула грузовая машина с выключенными фарами. Лейтенант распластался на земле, успев, однако, заметить, что в кузове машины полно солдат.
Проехав метров триста, машина остановилась, послышались повелительные окрики гитлеровцев, и вдруг в кузове ее один за другим раздались взрывы гранат. «Неужели группа Иванцова завязала бой? Зачем?» — подумал Глушецкий.
Вслед за взрывами донеслись стоны гитлеровцев и крики: «Полундра, бей!», и сразу началась стрельба из автоматов.
Первой мыслью Глушецкого было броситься на помощь Иванцову. Затем он подумал, что, может быть, это и не Иванцов завязал бой, а какая-то другая группа пробирающихся из окружения севастопольцев. Если он со своей группой побежит на помощь, то рискует напороться на огонь своих, ибо в темноте трудно разобрать, кто бежит — свои или чужие. Да едва ли Иванцов нуждается в помощи. Гранаты, надо думать, сделали свое дело, а в группе Иванцова девять моряков и на их стороне внезапность. «Конец схватки можно предугадать, — успокоился Глушецкий, — лишь бы Иванцов сообразил, что сейчас надо быстрее удирать подальше от мыса. Гитлеровцы, конечно, бросят сюда своих солдат».
Глушецкий встал, оглянулся и сказал:
— Обстановка меняется. Вероятно, сейчас подойдут еще машины. Начнут прочесывать. За мной по одному! Перебежками!
И он побежал. Вскоре на дороге показались три автомашины с гитлеровцами. Не доезжая до подбитой машины, они остановились веером, включили свет фар и, как прожекторами, осветили местность. Солдаты рассыпались цепью.
Глушецкий и его товарищи уходили все дальше и дальше. Где-то позади началась стрельба.
Им не удалось до рассвета проскочить в Золотую долину. Когда начало светать, они оказались на холмах, расположенных северо-восточнее Балаклавы. Внизу лежала Золотая долина, а за ней, столь желанные теперь, синели горы. Глушецкий заметил в долине немцев, пасших коней. С востока по дороге двигалась большая колонна солдат.
— Придется нам пересидеть здесь, — сказал лейтенант. — Гучков, подыщи какую-нибудь яму.
Через
— Мы еле ноги волочим. Скоро совсем протянем, — заявил он.
Глушецкий согласился. Засаду устроили на повороте дороги, где росли кусты. Ждать пришлось недолго. Показался большой обоз. Глушецкий насчитал четырнадцать подвод. На каждой сидели по два-три немца.
— Не стрелять, пропустить! — распорядился лейтенант. — Не по нашим силам.
Жадными глазами проводили немецкий обоз. Уж на нем-то немало съестного! При мысли об этом у лейтенанта засосало под ложечкой.
Вскоре по дороге промчалось несколько машин. Затем прошла большая колонна румын. Глушецкий решил, что нечего даром терять время, и собирался уже снять засаду, как на дороге появились восемь немецких солдат. Они шли без строя, о чем-то оживленно разговаривая.
— Этих одолеем, — зашептал Глушецкий. — По одной короткой очереди — и добивать в рукопашной.
Схватка длилась не более минуты. Обыскав убитых, моряки нашли у них галеты, консервы, две фляги с вином.
Забрав все это и оружие убитых, Глушецкий и его товарищи побежали к горам. Отбежав с километр, Глушецкий остановился.
— Садитесь, — распорядился он. — Все съестное давайте сюда.
Он выдал каждому по галете, разрешил хлебнуть из фляги по нескольку глотков.
— Больше нельзя пока, — пряча остальное в вещевой мешок, сказал лейтенант. — Запас передаю на хранение Гучкову…
Шли по горам всю ночь. Рассвет застал их в балке, заросшей деревьями. Шедший впереди Кондратюк вдруг остановился и радостно ахнул:
— Вода!
И, призывно махнув рукой, приник к ручейку с ключевой водой. Остальные последовали его примеру.
Глушецкий пил с жадностью, испытывая величайшее удовольствие. Никогда раньше он не думал, что вода имеет вкус, что она может разливать по телу живительную силу. С большим трудом он оторвался от ручья, понимая, что пить много нельзя.
— Хватит, хватит! — весело крикнул он. — Теперь вода от нас не уйдет.
И стал оттаскивать людей от ручья.
Таня села на траву и смущенно улыбнулась.
— Я словно пьяная…
Решили около ручья устроить привал. Глушецкий разделил на всех консервы, дал каждому по две галеты. После нескольких дней голода завтрак оказался довольно легким, но и от него все отяжелели, задремали. Не в силах бороться с одолевавшим сном, Гучков сказал:
— Пожалуй, не мешало бы отдохнуть пару часов. Как вы смотрите на это, товарищ лейтенант?
— Отдохнуть надо, — подумав, согласился Глушецкий. — Вряд ли фашисты сейчас пойдут в горы.
Через минуту все спали, кроме часовых.
Глушецкий не знал, что гитлеровцы, заняв Севастополь, решили прочесать ближайшие горы и уничтожить партизан, причинивших им немало хлопот в дни боев за город. Знай он это, не спали бы моряки, а уходили бы дальше в горы.
Обнаружив на дороге убитых солдат, гитлеровцы на рассвете пустили по следу моряков овчарок. За овчарками двинулся большой отряд гестаповцев.
Первым проснулся, заслышав лай собак, матрос Левашов, тот самый, который чуть не подрался с Иванцовым.