Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Шрифт:
Ушедший 1943 год стал годом грандиозных успехов Советской Армии, сообщения о которых, передаваемые по радио и зачитываемые политработниками, мы встречали с неописуемой радостью. Курская битва, окончившаяся нашим контрнаступлением, стала последней попыткой немецкого командования одержать крупную стратегическую победу в войне с Советским Союзом. Советские войска уверенно и неудержимо двинулись на запад. 23 августа был освобожден Харьков, 16 сентября – Новороссийск, 25 сентября – Смоленск, а 6 ноября – столица Украины Киев.
Но на Ленинградском направлении линия фронта все так же оставалась на прежнем месте. Поняв, что взять Северную столицу не получится, немцы направили свои усилия на удержание уже занятых ими позиций,
Не надо было быть военным человеком, чтобы понимать: пришло время прогнать немцев от стен Ленинграда. В свободное от полетов время мы довольно часто и горячо спорили на эту тему, в итоге сойдясь на том, что наше решающее наступление начнется в ближайшее время. Тем не менее когда 14 января нас срочно собрали на КП и Борзов, не скрывая радости, объявил: «Сегодня утром войска Ленинградского фронта после массированной артподготовки вклинились в первую полосу обороны противника», – мы были весьма удивлены. Не ожидали, что наши предсказания сбудутся с такой точностью.
Конечно, счастье было… Особенно радовались наши товарищи-ленинградцы. На щеках некоторых из них заблестели слезы. И мы не удивлялись этому – слишком много пришлось пережить им и их близким за два с лишним года. Никогда раньше я не видел, как плачут закаленные в боях воины, и их суровые, обожженные войной лица, на которых внезапно проявились изо всех сил скрываемые и подавляемые волей истинные чувства, тронули меня до глубины души.
Но непроглядный туман, день ото дня становившийся все плотнее и плотнее, намертво приковал нас к земле. Летчики, штурманы, стрелки-радисты, целыми днями толпившиеся у КП в ожидании боевого задания, были молчаливы и невеселы. Каждый знал, как тяжело приходится сейчас пехотинцам, метр за метром вгрызающимся в хитросплетения вражеской обороны. Преодолевая пристрелянную до последней кочки нейтральную полосу, наши солдаты несут огромные потери. Вот бы сейчас обрушить на немцев всю мощь нашего бомбового вооружения… Но нельзя… Туман…
Наконец к вечеру 16 января погода устала испытывать наше терпение. Подул свежий ветер, и туман, скрывавший своей пеленой прекрасное звездное небо, довольно быстро рассеялся. Словно предчувствуя это, командир еще несколько часов назад отдал приказ готовиться к выполнению боевого задания.
В этот раз нам предстояло всеми силами полка в течение темного времени суток наносить постоянные удары по городу Ропше – опорному пункту немецкой обороны. Непрерывность воздействия на цель можно было обеспечить лишь одним способом – атаковать ее одиночными самолетами, идущими друг за другом с интервалом в пять минут. Очень четкая и слаженная работа требуется от техников и вооруженцев. Да и организация полетов тоже должна быть на высоте. Малейшая несогласованность – и все летит под откос.
Первым взлетает опытнейший Павел Колесник. Его самолет загружен светящими авиабомбами – САБами. Задача перед Павлом стоит самая ответственная – найти цель и точно сбросить над ней свой груз. САБы, медленно опускающиеся на парашютах, прекрасно освещают местность, обеспечивая прицеливание идущим сзади экипажам. В руках Павла ни много ни мало весь успех задуманной операции. Именно поэтому Борзов и выбрал Колесника. Знал – он никогда не подведет.
Сижу в кабине и под аккомпанемент ревущих моторов ожидаю своей очереди на взлет.
– Командир! Осталась одна минута! – напоминает Иван Бабанов.
– Понял. – Я, конечно, и сам с предельным вниманием сопровождал глазами минутную стрелку своих часов, но, как говорится, одна голова хорошо, а две – еще лучше…
Дойти до Кронштадта не составило особого
А вот и цель. О ее близости безошибочно свидетельствуют уже знакомые нам разрывы зенитных снарядов. И хотя мы идем достаточно высоко, около трех с половиной тысяч метров над землей, они вспыхивают достаточно близко, заставляя не на шутку опасаться за свою жизнь. Но маневрировать уже нельзя – самолет замер на боевом курсе. Словно щупальца гигантского осьминога, шарят по небу лучи зенитных прожекторов, стремящиеся сжать мою машину в своих смертельных объятиях. Только бы не попасться… Только бы не попасться…
Честно сказать, та ночь не потребовала от нас высшего мастерства прицеливания. Дело в том, что земля, освещенная лунным светом, просматривалась практически идеально. Да и к моменту нашего появления по цели уже успешно отработали наши более опытные товарищи, шедшие впереди. Пожары, полыхавшие внизу, стали для нас прекрасными ориентирами. Кинул по ним две «пятисотки» и тут же привычным правым разворотом со снижением положил машину на обратный курс…
Возвращаюсь на свой аэродром точно по графику, часа через полтора после взлета. Пока вооруженцы подвешивают к моему самолету новые «пятисотки», экипаж может перевести дух. Садимся на скамейку рядом с КП, закуриваем…
Второй и третий вылеты практически не отличались от первого. Та же цель, тот же маршрут, те же зенитки и прожектора. Один за другим, четко в определенное время появляются над Ропшей наши самолеты, сбрасывая на врага свой смертельный груз. Кажется, там, на земле, живого места остаться не должно… Но враг все равно огрызается…
Четвертый заход на цель как-то сразу не сложился. Первые же разрывы вспыхнули в пугающей близости от моего самолета, находившегося как раз на боевом курсе. Огненные свечи, извиваясь, заплясали вокруг. Одна из них пронеслась почти перед самым носом, и я рефлекторно сунул вперед правую ногу, уводя боевую машину в сторону от опасности.
– Держи курс! – резко крикнул штурман.
Но вернуться назад мне уже не довелось – почти в то же самое мгновение машина вздрогнула от неожиданного сильного удара, левое крыло тут же заметно «потяжелело», потянув самолет в разворот. «Левого мотора нет!» – почувствовал я и тут же, отключив подачу к нему топлива, перевел винт во флюгерное положение. Практически одновременно Иван избавился от бомб. Конечно, никакой речи о точном попадании в цель уже не шло – надо было спасаться самим.
А враг никак не хотел отпускать наш самолет, и зенитные снаряды продолжали рваться неподалеку. Но все-таки мне удалось выскочить из опасной зоны и встать на обратный курс. Заметно поубавившая резвости машина идет довольно неплохо, не заставляя меня прикладывать особые усилия к штурвалу. Но перспектива лететь на одном моторе над морем, да еще и ночью, весьма угнетает. «Может быть, воспользоваться гостеприимством штурмовиков?» – Эта мысль с каждым мгновением начинает нравиться мне все больше и больше.
– Штурман, летим в сторону Петергофа, будем садиться там.
– Хорошо, командир, – спокойно ответил Иван. Интересно, что, в отличие от полетов над морем, где любая кажущаяся неисправность вызывает серьезные опасения, здесь, над сушей, даже с одним замершим двигателем я не особо волновался. Ни на мгновение не покидала меня уверенность в том, что для меня и моего экипажа все закончится хорошо. Так, собственно, оно и произошло.
Найти место расположения «горбатых» (так из-за характерной формы кабины называли на фронте штурмовики «Ил-2») оказалось совсем несложно. Не зря мы часами корпели не только над морскими картами, но и над сухопутными, внимательно изучая расположение и особенности каждого полевого аэродрома.