Наш дом стоит у моря
Шрифт:
На углу Дерибасовской, возле тележки на резиновых колесах с надписью: «МОРОЖЕНОЕ», Ленька остановился и купил ей порцию. Себе не взял.
Потом они направились вниз по Дерибасовской к кинотеатру имени Уточкина. Я не отставал. Неужели в кино пойдут вместе? Ладно, запомним. Со мной — так ни разу.
Нет, в кино они не пошли. У Леньки, наверное, денег на билеты не хватило. Они свернули в городской сад и присели на скамейку у фонтана. Я, как вор, прятался за кустами.
Фонтан все еще не работал. И сгоревший пятачок, на котором Сарган когда-то дирижировал
Я осторожно выбрался из кустов и побрел домой. Я шел и думал о том, что теперь Ленька для меня как товарищ навсегда потерян. Мне хотелось мороженого.
ВОСКРЕСНИК
Воскресенье. Утро ясное, солнечное. В городе во всех концах, не переставая, гремят оркестры. На улицах колонны людей. У всех лопаты через плечо, совками кверху, ломы, кирки. Сегодня общегородской воскресник. Нужно приводить город в порядок. Скоро наши бойцы добьют фашистов и вернутся домой. Поэтому Одесса должна выглядеть что надо.
Мы собрались в садике возле нашего дома. Собралось нас здесь человек сорок. Одни мальчишки. Пришли ребята с других улиц. Из соседнего дома ребята пришли во главе с Витькой Гарапилей. Но в садике Гарапиля не командует. В садике командует мой брат. Это он, Ленька, собрал всех.
Ленька стоит на тачке, вокруг которой столпились ребята, и держит речь. Тачка большущая — колеса выше головы. Ленька называет ее «студебеккер». Понятия не имею, откуда он только приволок эту махину.
— Что же это получается, хлопцы? — кричит Ленька. — В городе, значит, воскресник, а взрослые нам ни гугу! Будто мы и не живем вовсе в Одессе. А?..
Толпа одобрительно молчит.
— Ладно, — кричит Ленька, — мы и сами с усами! Верно?!
— Верна-аа! Усами-ии! — дружным хором отзывается толпа.
— Тихо, хлопцы, тихо! — Ленька поднял руку, утихомиривая ребят. — Я предлагаю — в порт!
— В порт! Даешь порт! — заорали все разом.
Но в это время к тачке протиснулся Витька Гарапиля:
— А я говорю, лучше на вокзал пойти.
— Это почему же на вокзал? — наклонился к нему Ленька.
— Во-первых, вокзал совсем рядом, — загнул один палец Гарапиля. — Во-вторых… Вот ты скажи мне: когда наши бати вернутся, где мы их будем встречать, а? — спросил Гарапиля и тут же сам ответил: — Конечно, на вокзале! Понял?
Ленька неуверенно затоптался на своем «студебеккере». Ему, видно, очень хотелось повести ребят в порт, а тут Гарапиля вылез со своим вокзалом. Ленька не знал, как возразить Гарапиле.
Толпа тоже с минуту обдумывала новое предложение. Кто-то потом крикнул:
— На вокзал!..
И толпа сразу поддержала:
— На вокзал! Даешь вокзал!..
— Ти-хо! — поднял руку Ленька. — Тихо, хлопцы!
Он наклонился к Гарапиле и громко,
— Так ведь некоторые могут и морем вернуться.
— Ха! Как это — морем? — спросил Гарапиля. Он, наверное, хотел стать железнодорожником, и его тянуло на вокзал.
— Обыкновенно, морем, — ответил Ленька ему. — Географию надо знать, парень. — Ленька выпрямился и стал уверенно загибать пальцы на руке: — Прикончат они фашистов, сядут в Гамбурге на корабли и вокруг Европы, через Гибралтар, Средиземное море, через пролив Босфор, придут в Одессу. Вот тогда мы и почешемся, если у нас в порту, на причалах, свалка будет. Правильно я говорю?
Ребята притихли и не отвечали. Вокзал, вон он, рядом. А до порта — через всю Канатную… Но по лицам многих я уже видел, что Босфор и Гибралтар их убедили. И тогда я первым крикнул:
— Даешь порт!..
— Порт!.. Даешь!.. — поддержали меня все сразу.
— Что, Гарапиля, съел? — обернулся я к Витьке, но Гарапиля меня уже не слышал и орал вместе со всеми:
— Порт! Даешь порт!
Босфор его тоже убедил.
— Давайте сейчас все по дворам, — сказал Ленька, когда толпа наконец утихла. — Берите лопаты, самокаты, тележки, через полчаса чтобы все были на месте. И не чикаться! Кто опоздает, ждать не будем. Разойдись! — Ленька махнул рукой, и толпа с криками разбежалась.
В садике остались я, Соловей, Жорка Мамалыга, Мишка с Оськой да еще Валерка Берлизов.
Мой брат обошел вокруг «студебеккера», похлопал его ладонью по боку, точно породистую лошадь, и взялся за оглобли:
— Ну-ка, залазьте, прокачу.
Мы скопом бросились в тачку.
— А ты давай выгружайся: не буду я тебя, борова, возить, — сказал Ленька Валерке, который примостился было рядом со мной. — Кому говорю, вылазь!
Валерка обиженно засопел и неуклюже полез из «студебеккера».
— Шевели! Шевели плавниками! — покрикивал на него Ленька. — И не вздумай с нами в порт идти.
— Это почему же? — захныкал Валерка.
— А потому, что мы работать идем, а не водичкой торговать.
— Так я это… не буду больше…
— A-а, старая песня, — отмахнулся от него Ленька. — Не верим мы тебе. — И к нам повернулся: — Не верим ведь?
— Не верим! — дружно откликнулись Мишка и Оська Цинклеры.
А мы промолчали.
Мне вдруг стало жаль Валерку. Зря Ленька с ним так. Что же он, не человек? И не живет в Одессе? Ведь сам же Ленька говорил… Я уже хотел было вступиться за Валерку, но меня опередил Соловей:
— Пусть идет с нами, Лёнь.
Ленька удивленно вскинул брови:
— Ты это серьезно, Солова?
— Пусть идет, — повторил Вовка.
Ленька в ответ только молча пожал плечами. Но я уже знал, что Валеркина судьба решена. Кому-кому, а Соловью он никогда не откажет.
— Ладно, — махнул рукой Ленька, — раз Соловей за тебя ручается… но катать тебя, кабана, у меня все равно нет здоровья. И охоты… — Ленька снова взялся за оглобли «студебеккера», выгнул дугой спину. — А ну, держись, ребя! Прокачу вас с ветерком. Берегись!..