Наш друг Димка
Шрифт:
– Значит, там сейчас нежарко.
– Но и не настолько холодно, чтоб сидеть здесь в кресле, –
сказал я и опять стал резать колбасу.
Карл встал и подошел к столу. Пробка на «бадье» хрустнула.
– Вдруг тебя отравить хотели! – сказал он, поставил на стол
уже пустой лафетничек, взял из-под ножа колбасу и хлеб.
– …Веришь ли – устал! Устал, как… как Полкан. Ты не сердись. Я
за десять дней первый раз расслабился. Вот сидел сейчас, а внутри
что-то
незнаний о том, что трясется быть не должно. А у меня сомнения.
И сомнения во всем. И насколько сильны сомнения в одном,
настолько же сильна уверенность в другом. И это я не вычитал –
это я сам понял вот сейчас здесь у тебя в своём кресле. Понял! –
сказал он совершенно трезвым голосом с совершенно трезвым
лицом.
– Теплая вода есть? Давай-ка я побреюсь пока, – он пошел к
печке, а потом к рукомойнику.
…Павлик вернулся, когда мы уже сидели за столом, Полкан
съел почти всю колбасу, а мы ели квашеную капусту. Карл вслух
мечтал о молоке и говорил, что «нет ничего полезнее, чем чистить
– 133 -
себя квашеной капустой с молоком или солеными огурцами с
молоком», что «эта роскошь доступна только городским, а
деревенским – только летом и ночью». Начал улыбаться, но о
причинах своего настроения не проронил ни слова.
Мне было хорошо видно, что его поведение похоже на
поведение боксера в раздевалке в последние минуты перед
выходом на ринг.
А я хорошо знаю, чем кончаются ринговые схватки, и давно
пришел к мнению о влиянии «ринга» на развитие общества в
целом. Кроме этого имел устойчивое мнение о зрителях за рингом,
поэтому, не видя соперника и предполагая, что схватка будет
внутренняя, даже с каким-то интересом наблюдал за, можно
сказать, ритуальными действиями Карла.
– Вот, – сказал, войдя, Павлик, приподняв у дверей два пакета
и глядя на нас.
– Хорошо, что сам вернулся, – сказал Карл и встал, чтоб
забрать пакеты. – А молоко? – сказал он, выкладывая какие-то
свертки на стол.
– Бли-и-и-н! Забыл! – сказал Павел, застыв в наполовину
снятой куртке.
– Иди за молоком, – сказал Карл.
Ручаюсь, что вот такую же энергетику, те же интонации я уже
слышал в каком-то фильме. Только там женщина говорила
своему бывшему пьяному мужу, пришедшему к ней ночью: «Чё
пришел? Кто звал?»
– А это… А у меня деньги кончились… – тихо сказал Павлик.
– …И если не будет в магазине, спросишь у людей, у кого
можно купить, найдешь банку… А тут, – Карл показал
на веерок денег в руке, – хватит привезти молоко из славного
города Парижу.
Павлик с недоумением смотрел то на него, то на меня. Я с
недоумением – только на Карла.
…Дело в том, что еще день назад я представить себе не мог бы
подобной сцены. Все что угодно, от банального «да и хрен с ним»
или «позднее к соседке схожу» до какого-нибудь «ну вот, а голову
не забыл, а водку…».
– А водку? – сказал Карл.
– А водка в карманах, – сказал Павлик.
– По кой хрен она в карманах? – Карл недоуменно посмотрел
на меня.
– 134 -
Тот пожал плечами, достал водку, протянул её Карлу, опять
натянул куртку и свою круглую черную вязаную шапочку и
вышел.
Я с недоумением смотрел на Карла. Он с некоторым
высокомерием на меня.
– Врачи! – сказал он и поставил бутылки рядом с «бадьёй».
– Сдохнешь, – сказал я, глядя на эту «троицу».
– Что так сдохнешь, что этак… А так на душе спокойнее!
Жалко, нет Никиты с Витькой! Как они? Что говорят? Были
ли? Глядя на тебя – были.
– Не было, слава Богу. Но будут. Не знаю когда, но чую –
неладное приближается. А что у тебя? Колись.
– Давай по рюмке, и я тебе расскажу сюжет для небольшого
романа, – Карл отставил «новеньких» и схватил за горло «бадью».
–…В девяностых, – начал он, – мне пришлось тесно общаться с
военными. Хотя не с ними только.
Как-то вдруг психиатр стал нужен многим. Репутация у меня
была… Ну, какая может быть репутация у человека, который
пишет отзывы на докторские диссертации коллег и сам
определяет репутацию других – умных и маститых?..
Стали меня привлекать как независимого эксперта для
участия в различных мероприятиях – экспертизах. Время уже
было такое, что ни о каких «справках на совместительство» речь
не шла. Давал заключение – получал деньги.
Но в нашей работе есть кое-какие тонкости. Тут не сразу все
объяснишь неспециалисту, но суть сводилась иногда к тому, что
требовалось плотное общение с обследуемым. Он, конечно, иногда
знал об этом, иногда нет, но для специалиста это не играет роли.
Одним словом, приходилось иногда по нескольку дней жить среди
этих людей, общаться с ними.
Не секрет, что мы, медики, люди военные. И также давали
присягу, и нас также всегда могли подвести «под ремень и
фуражку», так что я особо не комплексовал, когда в звании