Наш друг граммпластинка. Записки коллекционера
Шрифт:
Еще одной особенностью пластинок 1942–1943 годов и частично 1944 года было то, что вместе с номером разрешения Главреперткома указывался также и год выдачи этого разрешения, соответствующий году записи пластинки: ГРК 21/42, ГРК 108/43 и т. д.
Нумерация пластинок послевоенных лет особых комментариев не требует. С 1951 года к номерам пластинок на 78 об/мин. добавляются номера долгоиграющих дисков монозаписи (индекс Д), а с 1961 года также и стереозаписи (индекс С), которые начинаются с № 101. Это объясняется тем, что первые стереозаписи (100 номеров) были сделаны в 1960 году, но нумеровались они в общем списке вместе с монозаписями и выделялись лишь одним индексом С, например: С 06561-2, С 6567-8, С 0007005-6.
С 1981 года Всесоюзная студия грамзаписи начала указывать на этикетках и на конвертах пластинок дату записи, поэтому продолжать далее таблицу матричных номеров нет необходимости.
Кроме основной нумерации советских грампластинок, которая была показана выше, существовало еще несколько второстепенных, побочных систем нумерации. В качестве примера можно назвать системы, применявшиеся объединением "Коверкустэкспорт" для своих пластинок "Сов Сонг", Экспериментальной фабрикой грампластинок в Ленинграде, трестом "Ленкино", ленинградской фабрикой радиоизделий, Ленмузтрестом, фабрикой звукозаписи ВРК (как до войны, так и в послевоенное время). Расшифровать все эти системы не представляется возможным, да в этом и нет необходимости, так как в некоторых случаях прямо на диске ставилась дата записи. Так, например, на пластинке треста "Ленкино" с двумя фрагментами фонограммы кинофильма "Петер" стоит дата: 1936 г., а на пластинках Экспериментальной лаборатории грампластинок Ленгоркино обозначался не только год, но даже месяц и день записи. Поэтому приведу примерную разбивку матричных номеров по годам их использования лишь по двум второстепенным системам нумерации дисков.
Номера пластинок по этой системе указаны на этикетке, например: 11-242 А на одной стороне диска и 11-242 В на другой. Но ориентироваться на них не следует. Ниже этикетки, прямо на массе пластинки даны матричные номера записи. Только они точно указывают на последовательность выполнения записей.
Патриарх киевских коллекционеров
Не раз слышал я от своих друзей и знал из прессы о том, что в Киеве на улице Степана Халтурина (бывшей Паньковской) живет знаменитый коллекционер Сергей Николаевич Оголевец, у которого, будто бы лучшая в Киеве коллекция
И вот в один из летних дней 1968 года отправляюсь в гости к Сергею Николаевичу. В кармане у меня записка с адресом: Паньковская, 10, квартира 7.
На входных дверях коммунальной квартиры № 7 было написано: "С. Н. Оголевец — стучать 1 раз". Я стукнул. Дверь открыла красивая пожилая женщина и, ни о чем не спрашивая, провела меня в комнату, где за большим, покрытым клеенкой столом, сидели два человека. Они вопросительно посмотрели на меня. Я поздоровался.
Один из сидевших, в аккуратной черной шапочке на голове, спросил:
— А вы, молодой человек, из какой будете оперы?
— "Я тот, которого никто не любит…", — нашелся я и представился.
— Хоть на Демона вы нисколько не похожи, но все равно садитесь. Рассказывайте, что привело вас сюда.
Я рассказал о своей небольшой еще коллекции пластинок, о поисках материалов по истории отечественной грамзаписи и честно признался, что надеюсь здесь что-нибудь раздобыть для пополнения своей фонотеки.
Сидевшие за столом переглянулись.
— Кажется, того же поля ягода! — смеясь сказал второй. — Честь имею представиться: Аполлон, друг детства.
— Сергей Николаевич Оголевец, прирожденный филофонист и шаляпинист.
Мы разговорились. Оказалось, что мы отлично понимаем друг друга, идем сходными путями, оба составляем сводный каталог пластинок фирмы "Граммофон" с той лишь "незначительной" разницей, что я занимался этим делом всего несколько лет, а Сергей Николаевич еще с довоенных времен.
Так 20 лет назад началась наша дружба, которая прервалась лишь со смертью Сергея Николаевича в 1985 году.
Во дворе дома № 10 по улице Паньковской, куда выходило одно из окон квартиры семьи Оголевец, стоял флигель. Там обитал помощник пробирера Окружного Пробирного управления некий Лепковский. У него был граммофон, и нередко по вечерам из открытых окон флигеля доносились заманчивые звуки музыки и голоса знаменитых артистов.
Как зачарованный, стоял Сережа у окна и мечтал о том времени, когда он наконец вырастет и тоже купит себе граммофон и много-много самых лучших пластинок.
Его отчим, человек хотя и расчетливый, но добрый, видя страстное увлечение мальчика, сумел выкроить из скромного семейного бюджета необходимую сумму. Втайне от всех он сходил в магазин Генриха Индржишека на Крещатике и оплатил покупку, но договорился, что доставят ее домой лишь вечером. И вот, когда уже стемнело и в комнатах зажгли свечи, неожиданно появился посыльный и вручил Сереже подарок от "неизвестного" — граммофон и к нему пять пластинок.
Радости не было предела. Вновь и вновь заводился граммофон, и каждая пластинка прослушивалась много раз. Было это в 1914 году. С этого вечера и началась многолетняя коллекционерская деятельность Сергея Николаевича Оголевца.
Долгие годы собирал он свою знаменитую коллекцию. Нередко, чтобы приобрести понравившуюся пластинку, приходилось отказывать себе даже в самом необходимом. Вот как об одном таком случае рассказывал сам Сергей Николаевич.
"В один из сереньких голодных дней 1920 года мать дала мне все имеющиеся у нее деньги — красную "керенку" (сорок рублей) и послала меня на Подол, чтобы я там, на Житием базаре, купил что-нибудь съестное.