Наш китайский бизнес (сборник)

Рубина Дина Ильинична

– Какой это год? – спросила я.

– Двадцать седьмой… А вскоре мы переехали в Харбин, меня записали в Первое коммерческое училище… Там давали прекрасное образование…

– Русские офицеры?

– Напрасно иронизируете, это все были высокообразованные люди… Русские мальчики учили закон Божий. Евреи изучали Ветхий Завет, иврит… Вообще, очень активная была еврейская жизнь… Знаете, много было кантонистов, они с волной беженцев прибыли из Сибири. Люди бывалые, грубые, с зычными голосами. Помню, на Симхас-Тойре, – это когда Тойру должны обносить вокруг "бима" – поручили нести свиток одному

старому кантонисту – большая честь, между прочим. И кто-то спрашивает его – не тяжело, мол, будет? Так он обиделся, кричит: "Я на своей спине пушки таскал! – что я – это говно не подниму?" Грубый народ, грубый народ… Ругаться все умели незаурядно, восхитительно!.. Помнится, уже здесь, во время Синайской кампании, сидим как-то мы с Морисом в палатке и – не помню о чем ведем беседу… Вдруг, на полуслове, заглядывает незнакомое лицо, спрашивает: – ребята, вы, случайно не из Китая? Да, кричим, из Китая, откуда ты узнал? Как, говорит, откуда – такую ругань только на углу Китайской и Биржевой можно слышать! – Яков Моисеевич улыбнулся сконфуженно: – И, знаете, да: на углу Китайской и Биржевой была стоянка извозчиков.

– Я смотрю – вы наш человек, Яков Моисеевич. А я-то боялась, что Витя смутил ЦЕНТР своей несдержанностью…

– Ваш Витя – сморчок и тля противу нашей крепости! – сказал он высокомерно.

Я поднялась из-за стола и поцеловала его в румяный мешочек щеки. Впрочем, в желтом свете фонаря лицо старика тоже приобрело желтоватый оттенок. Хотя бы этим он напоминал сейчас китайца.

– Мне пора, Яков Моисеевич. Спасибо за штрудл, за булочки… Я нисколько не жалею о том, что встретилась с вами, хотя, по логике событий, мы ведь сейчас расстаемся навеки с вашими китайскими гульденами?

– Не говорите так! – взволнованно воскликнул старик. – Мы все взвесим, Морис изучит проект и смету.

– К чертям вашего Мориса.

– Я уверен, что мы найдем выход из создавшейся ситуации! Мы ведь искренне хотим поставить дело на новые рельсы!

– И пустить по этим рельсам конно-железку.

Он понурил голову.

– Придумайте что-нибудь! – умоляюще проговорил он. – Алик должен клеить газету. Он болен, он инвалид детства. Он добрый, хороший мальчик… Придумайте что-нибудь! Человек в таком победительном красном плаще должен знать выход из всех тупиков…

***

Прошла еще неделя, китайцы отмалчивались. Я советовала Вите забыть этот незначительный эпизод нашего цветущего бизнеса. Он же уверял, что все впереди, что китайцы раскрутятся, что на базе "Бюллетеня" мы еще создадим международный журнал и даже распределил рубрики.

Я рассказываю все это только для того, чтобы вы поняли – с кем я имею дело.

Основным нашим заказом оставалась газетка муниципалитета.

…Сейчас уже можно написать: светлой памяти газетка.

Витя, тут ничего не скажешь – страшный идиот. Как упомянуто мною выше – он очень образованный человек, просто – ходячий справочник. Но двигательный аппарат с мыслительным у Вити связаны опосредованно. Отсюда – вечная путаница во всем, за что бы он ни взялся. Кажется, это называется "дислексия", вещь вполне объяснимая с точки зрения медицины, но мне-то от этого

не легче. А поскольку живем мы в разных городах и общаемся, в основном, по телефону и через компьютер, мне следить за каждым Витиным шагом накладно.

Передавая газетный материал и посылая к нему фотографии, мне приходилось писать прямо в тексте – в скобках, конечно, – пояснительные приписочки с шеренгой восклицательных знаков. В выражениях я не стеснялась, тем более, что только так можно было привлечь внимание рассеянного Вити. Предполагалось, что приписочки Витя в своем компьютере сотрет, чтобы, не дай Бог, они не попали на газетную полосу. Он и стирал. Всегда. Ведь он не был клиническим идиотом. Хотя, конечно, мне следовало понимать, что сколько веревочке не виться…

Ей-Богу, дешевле было бы каждую неделю мотаться в Яффо и самолично надзирать за работами.

Вы догадываетесь, куда дело клонится?

Раз в месяц Витя на своей колымаге привозил готовый тираж газеты в город и сразу развозил по точкам: мы забрасывали экземпляры в Дом культуры, в поликлиники, в магазины – чего там скромничать! – среди русской публики газетенка имела оглушительный успех… А "Уголовная хроника" – та вообще шла на ура…

Помню, как в последний раз явилась я к Саси Сасону за очередной порцией безобразий.

– А! – сказал он, обрадовавшись при виде меня. – Ты вовремя. Есть горячий материал для вашей газеты.

Я сразу поняла, что отличился опять кто-нибудь из наших, и опять – с неожиданной стороны. Это Саси и называл горячим материалом: когда ему удавалось порадоваться за "русских".

Я включила диктофон.

– Такой вот, один ваш идьёт… из города Ди-не-пер-тер…

– Днепропетровска, – подсказала я, – дальше!

…Идиот и прохвост, неспособный к какой бы то ни было работе, – рассказывал Саси… Единственное и первое, в чем преуспел – развозил на машине блядей по клиентам. Сидел внизу, в машине, ждал окончания сеанса. Решал кроссворды.

Однажды заехал к приятелю на день рождения, говорит:

– Слушай, я на работе, мне некогда. Хотел вот, подарок купить, да с деньгами туго. Там у меня внизу в машине блядь сидит… спустись, трахни ее, считай, что от меня – подарок. Вроде как я пятьдесят шекелей тебе подарил.

Приятель обиделся, говорит: – Да кто сейчас на день рождения пятьдесят шекелей дарит? Тот подумал, прикинул:

– Ну, два раза трахни.

– Так вот, этот приятель и стукнул нам, видно сильно разозлился, – продолжал Саси… – Потому что, если у человека день рождения, так дари ему подарок, как человеку, я так считаю, а? А мы положили глаз на этого типа из Дер-пи-дет…

– Днепропетровска…

– И что же выяснилось? За двадцать тысяч шекелей он купил проститутку, какую-то мулатку из Гвинеи. Поселил ее в отдельной квартире, платил тыщу долларов в месяц и водил к ней клиентов.

Тут мы его взяли… И, представь, он охотно дает показания, уверяет что одумался, и когда освободится, будет вести только законную жизнь. Наверное, станет торговать надувными резиновыми женщинами. За них хоть не сажают… Интересно, чем он занимался в своем Пер-ди-пен…

– Саси, – сказала я. – К черту подробности!